Испытание на прочность: Прощание с убийцей. Траурное извещение для знати. Выход из игры. Испытание на прочность.

Боде следит за спорыми движениями сестры. Нет, он никогда так не сможет. Он весь во власти отвращения. Он маскирует его усталостью. Три часа подежурит на стуле возле кровати сестра. А он поспит в кресле. Затем он ее сменит.

В четыре ночи совершает свой последний обход дежурная сестра, она сделает укол морфия, проверит капельницу. Токсикомания и полный упадок сил. Не лучше ли подвергнуть вашу мать интенсивной терапии, положить ее в кислородную палатку?

— Нет, — говорит Боде, — в отделении для умирающих она лежать не будет.

Он преодолевает отвращение на второй день. Ночью сестра и брат сменяют друг друга каждые два часа. Губы, нёбо, глаза, лоб. Все остальное они предоставляют делать персоналу. Поднимать и переворачивать исхудавшее тело больной. Вставлять трубки для отсасывания мокроты из бронхов.

Боде и его сестра отворачиваются. Иногда выходят из палаты. Они любят свою мать. Но они не в силах ее мыть.

Утром сестра отсыпается в квартире матери. Во второй половине дня там находится Боде. Пока еще они избегают ложиться на ее кровать, застеленную чистым бельем, они отдыхают на диване. Все в квартире матери находится в идеальном порядке. В ванной разложена косметика. На третий день Боде замечает, что сестра спала в материной кровати. Они об этом не говорят.

В больнице им предлагают съедать порции матери. Жалко, зачем пропадать добру. Они отказываются. Им приносят кофе.

Глаза умирающей полуоткрыты, они молочно-белого цвета. Иногда она шевелит губами. Когда Боде берет ее руки в свои, пальцы ее дрожат. На четвертый день она начинает тихо говорить. Часами выговаривает одно и то же слово — «официально». Один раз улыбается, приподнимает лицо, напрягается. Затем голова снова бессильно падает на подушку. Боде панически боится, что белый треугольник вокруг носа выступит тогда, когда он будет один в палате.

Упорно приносят еду: завтраки, обеды, ужины.

В своих снах дети постоянно чувствуют себя виноватыми.

Дочь рассказывает:

— У меня во сне родился ребенок, но он был крошечный, размером с палец. Я знала, что его надо положить в теплое молоко, тогда он вырастет до нормальной величины. Я поставила кастрюлю с молоком на плиту. Ребеночек плавал сверху. Но кто-то меня позвал. Когда я вернулась, молоко кипело, а ребенок погиб.

Сын рассказывает:

— Мать была мертвая, и я обмывал тряпочкой ее руки. Старался делать это осторожно, но один раз ухватил слишком сильно. Пальцы легко вывернулись из суставов. Хотя мать была мертвая, она все время наблюдала, что я делаю с ее руками. На ее лице было написано, как она страдает от моего грубого обращения.

Иногда, щупая пульс на руке матери, дети чувствовали, что сердце останавливается. Проходила вечность, прежде чем новым мощным ударом оно возвещало, что снова начало биться.

Она умерла в ночь с шестого на седьмой день.

Сестра Боде только что сменила его. Он лежит в кресле. Дремлет. Сквозь дрему слышит, как входит ночная дежурная со шприцем. Теперь морфий колют каждые три часа. Сестра окликает его. Он мгновенно просыпается. Подходит к кровати, обнимает сестру за плечи. Мать тяжело, затрудненно дышит. С большими интервалами. Глаза открыты, взгляд ясен. Еще один вздох.

Дежурный врач, который выслал детей покойной в коридор, чуть позже скажет:

— Н-да, примите мои соболезнования. Что я могу сказать? Этой пациентки я не знал.

Дети собирают в палате немногие оставшиеся после матери вещи. Дочь открывает окно.

Вместе они несут по коридору дорожную сумку матери, каждый за одну ручку. Двери, двери.

Дома сестра варит кофе. Боде ставит на стол материны чашки. Обсуждает с сестрой события прошлого года, когда они ни разу не виделись. Они чувствуют себя близкими, как никогда.

На следующее утро в восемь Боде звонит отцу. Немногословный, скупой разговор, во время которого сын плачет. Твердокаменный старик.

Целую неделю действительность Федеративной республики для Боде не существовала.

После похорон он возвращается в Тарринг, к озеру, пытается долгими прогулками прогнать из головы засевшие там газетные фразы, сообщения «чрезвычайного штаба, созданного для ликвидации кризиса». Сообщения о самолете, который называется «Ландсхут» и стоит в Могадишо. О самолете, в кабине которого лежит мертвец.

Боде мысленно входит в этот самолет, и его охватывает страх.

Он воображает себя на месте Шляйера, и ему страшно.

Он воображает себя одним из заключенных в Штаммгейме, и ему страшно.

Он полон страха, воображая себя то угонщиком самолета, то охранником, то заложником. То одним из тех, кто должен наконец на что-то решиться.

Он сидит на берегу озера на холодной деревянной скамье и швыряет в воду слова «трагедия», «террор», «ответственность», «обороноспособность государства», «смертный приговор», «чрезвычайное положение». Кубики, в которые играет республика.