Испытание на прочность: Прощание с убийцей. Траурное извещение для знати. Выход из игры. Испытание на прочность.

— Образ немца полностью восстановлен, — скажет Базиль. И, к изумлению мсье Крокизона, прибавит, что нисколько не удивлен смертью немца, которую следует принять как данность. Когда мадам Гено спросит его, что же в конце концов погнало Боде в воды Атлантики, врач начнет бормотать нечто невразумительное о хищной улитке, а затем подытожит: немецкая болезнь. В смысле физического здоровья Боде был как раз в порядке, за исключением небольших недомоганий в области желудка. Воли к жизни у него тоже хватало. Да, да, он вполне осознанно покинул свою родину, он искал более живую страну и, естественно, выбрал Францию. Но в голове у него вопреки его желанию угнездилась тоска, которая незаметно перебралась с ним через границу и как бы разрывала его на части. Его смерть есть следствие безуспешного разъединения. Если океан выбросит тело немца, возможно, не здесь, а где-нибудь подальше, повыше, возле Вёлетта, его надо будет непременно переправить в Германию.

Такой противоречивый диагноз не устроит мадам Гено.

Когда в ее лавке будет заходить речь о Боде, булочница будет лаконично бросать посетителям: причина смерти ей хорошо известна.

Она вытащит тряпку из рваного кармана халата, смахнет с прилавка муку и крошки. Помолчит. Обопрется на руки. И наконец выскажется:

— Немец погиб оттого, что очень тосковал по родным местам.

Вот это все поймут. И все ошибутся.

Боде это не беспокоит. Он заранее примирился с непониманием. Взвесил все последствия.

У него все в порядке.

Прилив возвращается. Внешние края личности Боде отделяются и уносятся в море. Атлантика наступает, вымывает каверны, смешивает картинки.

Яблоневые сады Кальвадоса сливаются с яблоневыми плантациями Альтес-Ланда близ Гамбурга. Ветер осыпает лепестки. Немецко-французский снегопад. Дом в Тарринге и трактир в Ле-Пти-Даль наплывают друг на друга. Таррингское озеро опрокидывается в Атлантический океан.

Боде воспринимает это как ритуал очищения. Он освобождается от всего, что его тяготит. Становится человеком вообще, без судьбы.

Базиль подверг его врачебному обследованию.

— Ваша проблема, мсье Боде, — это не желудок. Ваша проблема в том, что вы недооцениваете — да, именно недооцениваете — влияние родины на физическое состояние человека. Представьте себе сосуд, наполненный ландшафтами, лицами, фразами, звуками и образами. Ну, вроде вашего национального блюда — похлебки, заменяющей и первое, и второе. Человек и есть такой сосуд. Голова может позабыть. Тело — никогда.

— Я давно уже от всего освободился, — сказал тогда Боде.

Врач возразил на это:

— Станьте-ка сначала старше. С каждым годом боль будет невыносимей.

Боде застегнул рубашку. Улыбнулся. Сказал, что все это, может быть, и верно для француза, но для него лично нет.

Боде может быть спокоен, он с честью выдержал испытание. Сами того не зная, ему помогли Марианна и почтальон Рету.

— Почта из Германии! — еще издали кричит почтальон Рету. Притормаживает свой мопед у самой террасы «Роз де ла мер». Вынимает письмо и протягивает его Боде. Выезжает на стоянку, останавливается. Традиционный взгляд на море. Затем он газует, сворачивает на узкую, крутую дорогу по краю меловых скал и начинает подъем к зеленому плоскогорью на вершине.

На первом витке серпантина Боде теряет его из виду и берется за письмо.

Письмо из Берлина. От Марианны.

Минута легкой паники — вдруг она извещает его о приезде.

Облегчение после первых же строк.

Самоанализ.

Радости нет. Нет и досады. Лишь признаки того, что Марианна еще не окончательно от него отъединилась.

Боде отмечает для себя, что упорное упоминание Марианной Тарринга вовсе его не раздражает. Значит, последние годы утратили свою важность? Он решает не копаться в воспоминаниях.

Возможно, все было именно так, как она пишет.

Возможно, они были подавлены событиями в стране. Или последствиями этих событий. Или своим толкованием последствий этих событий. Возможно, эти события, либо их последствия, либо их толкование послужили причиной их сближения. Возможно, их толкнуло друг к другу стремление обрести в этой стране нечто живое.

Возможно, то, что они называли любовью, было только протестом.

Так Боде объясняет себе, почему он не чувствует боли при мысли о Марианне. Вместо живого чувства — объективность.

Базиль не выписал никаких медикаментов. Сигареты и алкоголь, конечно, не рекомендуются. К сожалению, это не панацея.

— Я должен бы изгнать Германию из вашего тела, мсье. К сожалению, для этого лекарств не придумано.

Боде сказал тогда:

— Но я же принял свое решение вполне добровольно.

Врач засмеялся:

— Вы просто опередили события, мсье. Впрочем, не берусь судить. Но уверены ли вы, что бежали от убийственного состояния дел в вашей стране? Не было ли тут причин личного свойства? Или то и другое вместе? Конечно, решение принимаем мы сами. Вот именно.

— Я хотел перемен и попытался достичь их в меру своих возможностей, — объяснил Боде. — Мои движения напоминали движения ночного мотылька, который снова и снова бьется в освещенные окна.