Все это время Боде о нем ни разу не вспоминал. Из Фекана приехала тогда «скорая помощь», два санитара погрузили спасенного, который уже приоткрыл глаза, на носилки, понесли его через пляж к стоянке и вдвинули в «ситроен-универсал», а затем его увезли. «Через денек-два он снова будет на ногах», — давал прогноз Базиль. Боде воображал себе радость молодых супругов, им будет что рассказать по возвращении домой, всю свою жизнь они будут с благодарностью вспоминать Ледена.
— Вы ведь не француз, — говорит англичанин.
— Это верно.
Боде складывает газету.
Бармен подвигает к ним через стойку стакан с кальвадосом. Рука англичанина протягивается мимо лица Боде и жадно хватает стакан.
— Впрочем, мне плевать, француз вы или кто еще. Все равно вы один из тех проклятых парней, что вытащили меня на берег.
Он отворачивается и, пошатываясь, уходит к одному из столиков в темной глубине зала.
— Что это с ним? — спрашивает Боде у бармена.
— Он пьет.
— Это я и сам вижу. Но почему?
— Почему человек пьет? Если я начну задумываться о причинах, мсье, мне придется сменить профессию. Этого типа я скоро отсюда вышвырну. С ним дело плохо. Хотя я ничего не имею против иностранцев.
Боде допивает свой кофе, расплачивается, сует газету под мышку и подсаживается за столик к англичанину.
— Вы довольны? — спрашивает тот, и Боде отвечает недоуменным вопросом:
— Чем доволен?
— Результатом вашей исключительной готовности прийти на помощь ближнему.
— Но я вас вовсе не спасал. Вас вытащил Леден, служащий пляжа. Он только исполнил свой долг.
— О, будь проклят этот долг! Можете заплатить за один кальвадос?
— Нет.
Англичанин пытается изобразить на лице улыбку, но у него получается гримаса отчаяния.
— Я-то считал вас счастливым человеком, — говорит Боде. Он чрезвычайно заинтересован столь необычными последствиями спасения жизни. Англичанин просто обязан объяснить ему, что же произошло. После того как он столь невежливо обошелся здесь с Боде, он не вправе хранить молчание и продолжать наливаться кальвадосом.
Они добрели до порта.
Боде с трудом уговорил англичанина немного поесть. Затем вместе они смотрят, как уходят в море рыбачьи катера. Помочившись в темную портовую воду, англичанин бормочет:
— Мы народ моряков.
Вместе они поднялись к часовне Нотр-Дам-дю-Салю́, чтобы сверху взглянуть на бухту и порт. По пути к часовне англичанин немного протрезвел.
Наверху они стоят на самом ветру у каменного парапета. Глядят в морскую даль, в мерцающие воды Атлантики.
Англичанин говорит:
— Меня зовут Эдвард.
— Меня зовут Генрих, — отвечает ему Боде. — Я немец.
Эдвард бросает:
— Это мне все равно.
Смутное предчувствие, что судьба Эдварда имеет, возможно, некоторую связь с его собственной, заставляет Боде проявить недюжинную настойчивость; у Эдварда в конце концов вырывается замечание: Боде, как видно, не полностью исчерпал свою потребность спасать людей.
На обратном пути из порта в город Боде не узнает от Эдварда ничего нового, кроме одной-единственной фразы: «Мое спасение было моей погибелью», при этом сам Боде будет всячески уговаривать Эдварда еще раз посетить бухту, где он столь счастливо избежал смерти; он непременно должен поговорить там с врачом, доктором Базилем. Все это, если Эдвард не возражает, можно осуществить немедленно, не откладывая; таким образом Эдвард получает приглашение погостить у Боде.
Уступая натиску Боде и своей природной вежливости, англичанин соглашается.
День клонился к вечеру, когда они подъехали к гостинице англичанина. Боде пришлось еще подождать, пока Эдвард помылся, побрился, переоделся, уплатил по счету.
— Не знаю, правильно ли я делаю, что принимаю ваше приглашение, — говорит англичанин, — но оно так удивительно абсурдно, а из гостиницы мне все равно вот-вот съезжать.
— Нет, нисколько не помешаете, — радушно говорит Базиль, протягивая Эдварду руку. — Нам, вероятно, удобнее перейти на английский, чтобы всем троим было понятно.
Он просит Боде отнести коробку с медикаментами в кухню, а сам он тем временем приготовит чай, после чего они разопьют припасенную им на такой случай прекрасную бутылочку сент-эмильена. Расположиться можно в библиотеке. Боде знает дорогу.
Эдвард и Боде уютно устраиваются в старых кожаных креслах. Доктор приносит чай и осведомляется, почему это Эдвард не привел с собой свою очаровательную жену.
— Она уехала, — сообщает Эдвард. — И вы, мистер Базиль, приложили к этому руку.
Базиль пугается:
— Что же мы натворили такого ужасного, мсье? Каким образом это могло побудить вашу супругу покинуть нашу страну?
— Она покинула не страну, а меня. Мне велено больше не попадаться ей на глаза.
— Все-таки я что-то недопонимаю, — говорит Базиль. — Даже если я или мсье Боде и способствовали каким-то манером вашему несчастью, то руководствовались мы самыми добрыми побуждениями. Расскажите нам, пожалуйста, как это случилось.
Эдвард откидывается в кресле и начинает пристально разглядывать корешки книг.
— Это скучная история, — отнекивается он.
— Но вы нас обвиняете, — настаивает Боде. — А кроме того, мы еще раньше договорились, что вы все расскажете.
— Мне придется начать издалека.