Эта пена — как белая кружевная кайма темно-зеленого платья, длинного, до пят, платья Марианны, она танцует в греческом ресторанчике в Мюнхене, четверо греческих рабочих ей улыбаются, белая кайма мерцает и переливается в неоновом свете; страх, страх ехать домой в Тарринг, там Марцин, он будет пить водку, жарить глазунью, будет говорить, что Марианне нужна новая софа, он ничего не поймет в том, что случилось, ни один из них не мог знать, как все будет, ведь никто не слыхал про улитку, про ее секрет, вскипающий в пене на краю Атлантики, про ее приманки.
Позже Эдвард громко крикнет с террасы в темноту:
— No![106]
Затем наступит тишина.
Боде медлит с ответом в третий раз.
Бензозаправщик из гаража Лекуте утверждает, что видел англичанина.
Тот якобы шагал по шоссе. В субботу. Довольно рано. Около половины десятого. В правой руке он нес чемодан. Дошел до перекрестка, где ответвляется дорога на Сассето, там, где остановка автобуса на Фекан.
Боде ничего не заметил. Около двенадцати он крикнул наверх, что кофе готов, вода для бритья вскипела, не хочет ли Эдвард сойти вниз.
Ответа не последовало, но Боде не придал этому значения.
С того вечера, когда они с Боде рассказывали истории, Эдвард редко выходил из своей комнаты.
Он не оставил никакой записки.
В левом нижнем ящике шкафа Боде найдет пару грязных носков. В тумбочке — кассовый чек за гипс, за обои, за шпахтель.
И бритвенное лезвие на краю умывальника.
16
Воскресное утро. Косые лучи солнца упираются в заднюю стену дома. Огромная тень падает на террасу.
Только перила в узкой полосе света.
На освещенных перилах сидит человек. Элегантный белый костюм. Белая широкополая шляпа. Правая нога лежит на перилах, левая упирается в пол. Сидит, слегка наклонясь вперед, положив руки на колено.
Голова повернута к морю.
Первые вспышки на гребнях остроконечных волн.
Обычно по воскресеньям Боде встает рано. Церковный колокол в Ле-Пти-Даль звонит уже в семь; звонит дольше, чем в будни.
Колокол будит Боде. Он ворочается на своей раскладушке. С тех пор как нет Эдварда, Боде обосновался в угловой комнате на втором этаже. Но спит по-прежнему в кухне. Он переворачивается на спину. Открывает глаза. Зеленые чешуйки на потолке. Это отслаивается масляная краска. Боде нравится ландшафт на потолке.
Он поднимается, еще не стряхнув сна, садится на край кровати. Проводит рукой по волосам. Зевает. Расправляет пальцами бороду. Произносит вслух:
— Чай.
Встает пошатываясь, наливает чайник, зажигает газовую конфорку. Снова садится на кровать, пока не закипит вода.
В длинном халате, с чашкой чая в руках, он вступает в полутемный обеденный зал трактира, безмолвно приветствует сдвинутые к стенам столы и стулья, вдыхает запах копоти от остывшего камина, подходит к большому окну возле входной двери.
На высоте лица он расчистил себе одно местечко на стекле. Глазок величиной с ладонь, в него видно небо и море.
Обычный вид, разделенный на горизонтали: терраса, перила, полоса Атлантики, полоса неба.
Сегодня что-то нарушает привычность линий. На краю глазка торчит белая фигура сидящего на перилах человека. Он сидит боком, как в дамском седле. Оседлал перила.
У Боде нет знакомых, которые носят белые костюмы и белые широкополые шляпы.
Он в недоумении. Запоздалый турист — прибыл к концу сезона и удивляется, что трактир закрыт?
Нужно ли его просветить? Боде не желает иметь никакого дела с туристами.
Шаркающей походкой он возвращается в кухню. Наливает себе вторую чашку чая. В нерешительности медлит у плиты. Снова выходит в зал и становится у глазка.
Человек на перилах поворачивает голову, смотрит в конец бухты. Теперь ясно виден его профиль.
Две мысли мгновенно проносятся в голове Боде: «Я это знал!» и «Не может быть!».
Человек на перилах — Марцин.
Боде прячется. Он досадует сам на себя, что прячется. Его сердце бьется слишком учащенно. Он бежит в кухню, наспех одевается, удирает через черный ход.
В булочной мадам Гено он приходит в себя.
— Да, погода сегодня необыкновенная.
— В Руане еще лучше, — уверенно сообщает булочница, хотя не может не признать, что сезон нынче выдался на славу.
Мсье Боде в самом деле желает взять два длинных батона?
— Да, два, — кивает Боде.
Мадам Гено задает вопрос:
— У вас гости?
— Да, — подтверждает Боде. — У меня гости.
Совсем спокойно он спускается обратно к бухте.
Входит на террасу с улицы.
Марцин поворачивает к нему лицо. Боде застыл на месте.
Марцин вскакивает. Смотрит на Боде. Боде неловко зажал в левой руке батоны, правая опущена вниз. Марцин говорит:
— Ты и вправду выглядишь как местный житель.
— Да, — подтверждает Боде.
Марцин удивляется:
— В чем дело? Ты что, не хочешь меня обнять?
Он подходит к Боде. Заключает его в крепкие объятия. Корочки батонов хрустят.
— Хочешь чаю? — спрашивает Боде.
— С удовольствием, — отвечает Марцин.
Солнце поднимается над крышей. Боде и Марцин сидят за столом на террасе. Завтрак на свежем воздухе, как в Тарринге.
Сейчас из дома выйдет Марианна, протрет глаза, спросит, который час.
— Здесь ты, значит, живешь, — говорит Марцин.
— Да, — говорит Боде.
Марцин восхищается: