Испытание на прочность: Прощание с убийцей. Траурное извещение для знати. Выход из игры. Испытание на прочность.

И тем не менее мы с ней так кардинально испортили наши отношения, что внешне получилось нечто совсем уж невообразимое, от чего, к примеру, мой сын предпочитает держаться в сторонке. Я это сразу замечаю, когда он ищет предлога ускользнуть от меня. Я «счастливый» отец: мой сын, я чувствую, не делает на меня ставки. Несчастен ли я? Я с головой ухожу в работу, словно она — долго действующий наркотик. Ну что ж, это помогает. Однако выздороветь уже никто не может. Хильда говорит: «Я должна что-то делать, иначе я сойду с ума». Ей поручают на телевидении роли стареющих женщин. Что будет, если в один прекрасный день ей придется обивать пороги? Уверен, она стала бы играть для нацистов, если б они снова начали ставить картины. А ты бы стал снимать «новые времена» и «новых людей», в отместку издевается она, когда мы говорим о будущем. По существу, мы оба желаем пережить нечто такое, что сделало бы нас новыми людьми. Мы этого страшимся. Это могло бы стать рискованным, опасным, непосильным. Мы пришли к состоянию совместного омертвления, при котором не ощущаешь ни боли, ни беспокойства. Все желали бы участвовать в чем-то великом. Но в чем?

Когда отцу пришел конец, я принял это молча. Оставшаяся после него пустота вынудила меня чего-то добиваться и кем-то стать. Я хотел задним числом сделать ему подарок: превзойти его. Это мне удалось. Я смеялся, когда Хильда шутки ради или желая разоблачить меня говорила: «Ты нацистский отпрыск». Да, я знаю, у кого был в учениках. Если они снова возьмут в руки бразды правления — юристы, медики, биологи, чиновники, психиатры, архитекторы, — то им не потребуется новых рецептов, старые вполне пригодны, им надо лишь вновь создать нам соответствующую атмосферу. Что-то зрелищное, эдакий массовый иллюзион, чтоб мы опять разинули рты и взмокли, вот тогда бы мы очнулись и они бы могли нас заполучить хоть завтра. В 1933 году мы сидели в грязи, нам нечего было жрать. Сейчас дело обстоит иначе. Несчастны ли мы? Нет. Голодаем? Нет. Ощущаем себя неполноценными? Нисколько. В газетах я вижу фотографии новых правых, вынюхивающие жуиры, уже сейчас не ведающие никаких забот; по сравнению с ними Гитлер и Гиммлер мелкобуржуазные голодранцы. Пресса демонстрирует нам нацистов-люкс. Они охотно очистили бы посты в нашей равнодушной демократии, сами заняли бы их и блистали в прежней иерархии, сверху элита, внизу подручные. И это они предлагают как биологическую разумность. Ведь все это у нас уже есть, так же как и умение фюрерствовать, лишь свастики лежат пока, занафталиненные, в шкафах.

Я по-прежнему сижу в пляжном кресле, Филипп махал мне, я хочу дать ему почувствовать, что он может в любое время, не спрашиваясь, отойти. Когда он так машет, это значит, ему хорошо, мне не надо о нем беспокоиться. Хильде я позвоню попозже. А может, только после каникул. Тогда звонок не покажется столь неотложным. Ей хочется, чтобы ее теперь оставили в покое, ей хочется «спокойно работать». Солнце припекает, как хорошо расслабляешься, когда ноги на ходу тонут в песке и песок проступает между пальцами. Я ступнями разгребаю песок и бреду к морю между неподвижно лежащими курортниками, я кажусь себе огромным, голым и огромным, когда, вспахивая песок, медленно волочу ноги, словно упражняясь в ходьбе. Я оборачиваюсь взглянуть на оставленные мною борозды, они тут же сами собой затягиваются, а когда смотрю вперед, на белесое спокойное море, где перекликаются купальщики, то море мгновенно делает меня совсем маленьким. Год назад мы начали заниматься бегом по прирейнским лугам, Хильда и я, в голубых тренировочных костюмах и белых кроссовках, только мы двое. Так мы порешили — утром спозаранку бегать по прирейнским лугам, избавляясь от ощущения тяжести в теле. Потом длинный период дождей, осень, хлещущий дождь, неделями никаких тренировок, поскольку у нас не было подходящей одежды. Я сказал:

— Купим костюмы из пластика. Выглядит ужасно, зато можно будет бегать даже под проливным дождем. Знаешь, такие комбинезоны из пластика, синие и красные, с капюшоном. Натягиваются поверх тренировочного костюма. Где их можно достать?

Она спокойно и вразумительно ответила:

— В рыбном магазине. — После чего, хохоча, побежала обратно в постель, накрыла лицо подушкой и под подушкой продолжала смеяться.

Попытаюсь-ка я сейчас. Пойду к ближайшему телефону и позвоню ей, скажу, что мы, мол, благополучно доехали. Рецензий мы еще не читали, но, во всяком случае, желаем удачи и всего наилучшего, и обдумай все еще раз хорошенько, не связывай свое будущее с одними только съемками, так можно будет под конец пошутить. Я знаю, в ближайшие четыре-пять лет она намерена сниматься для телевидения. Я скажу ей: Получай на здоровье свои гонорары. Но вернись, будем жить вместе и не искать на стороне чего-то лучшего. Перестанем воображать себе людей, которые жили бы лучше с тобой или со мной. Где же они были, когда мы в них нуждались? Их не было. Они не существовали. Мы оба заменили собою людей, которые не явились.