Августа отпила глоток вина. Она вспомнила о своем отце и о чуть ли не полусотне знакомых ей чад богатых отцов: одни из этих молодых людей, подобно Томасу Демлеру, тыкались в поисках отнятой материнской груди, а другим она была уже больше не нужна, но что те, что другие ходили с родителями в церковь, как в уборную, и многие бредили революцией и с мыслями о революции не расставались даже в уборной, и где-то между теми и другими болталась она, Августа, и запах чеснока был с недавних пор признаком хорошего тона, Феликс называл это fausse prolétarienne[12]
; и еще вспомнилось, как недели три назад они вот так же сидели с Томасом Демлером в этой комнате и она говорила ему, что за все свои неудачи и просчеты он не должен взваливать вину на отца. Тогда он и слышать об этом не хотел. Что бы я ни делал, говорил он, я делал только для того, чтобы отмежеваться от отца. И в будущем менять своего отношения к нему не намерен. Он — деляга, а я философию изучаю, держусь интеллектуалом, хотя и не гожусь на это. Не будь он подрядчиком, я бы не нанимался в батраки и не попадал в больницу. И такси бы не водил, и папки бы не вытирал.Живи и дальше так, если тебе одного сотрясения мозга мало, ответила в тот раз Августа.
Но сейчас она сказала: Извини, Томас, ничем тебе не могу помочь.
Томас Демлер посмотрел на свои длиннющие ноги.
Вроде уже полседьмого, сказал он и ушел.
Она спустилась вниз и принесла из машины атлас автомобильных дорог.
Мюнхен Нюрнберг Вюрцбург Кассель Гёттинген Ганновер Гамбург Айнхауз восемьсот восемьдесят шесть километров.
Мюнхен Аугсбург Ульм Штутгарт Франкфурт Кассель Гёттинген Ганновер Гамбург Айнхауз восемьсот шестьдесят один километр.
Позвонил Йоханнес: может, Августа поедет через Баден-Баден и захватит двоюродную бабушку (Августа звала ее тетей), которая там лечится на водах? Тетя Хариетт уже все знает, ей дали телеграмму. Отель «У оленя». До обеда ее всегда можно застать.
Ладно, сказала Августа. Она любила тетю Хариетт. И все же было чувство: приедешь к ним — они на тебя всей сворой накинутся.
Она спросила, чем они заняты в Айнхаузе. Олимпия с Йоханной выписывают адреса из записной книжки Ц. А., услышала она (и представила себе, как обе сидят в одной из гостиных, положив между собой блокнот, и обрабатывают одну, две или три страницы на букву «А», затем принимаются за букву «Б»).
Августа спросила, как у него на душе.
Езжу по усадьбе, хожу по дому с таким чувством, будто обокрал Ц. А., сказал он.
Ты и он… — настаивала она.
А ты и он? — настаивал он.
А Йоханна?
Хватит об этом!
Тогда она спросила: Что вы собираетесь делать с адресами?
Йоханнес сказал, что завтра во второй половине дня принесут конверты с траурной рамкой, тогда Олимпия и Йоханна займутся печатанием адресов, их будет не меньше восьмисот.
Отдайте в машинописное бюро, посоветовала Августа.
Олимпия не хочет, сказал Йоханнес, а кроме того, из Ибурга приедет Мария, у нее есть опыт, она уже дважды это делала.
Августу передернуло при одном упоминании этого имени. Мария была незамужней кузиной.
Феликс не объявлялся. Не оказалось его и в ресторанчике на Тюркенштрассе, завсегдатаем которого он был. Она отправилась на Дюссельдорферштрассе и, скатав трубочкой записку, приклеила ее поверх дверного звонка под табличкой с его именем.
МЮНХЕН — БАДЕН-БАДЕН 350 км
БАДЕН-БАДЕН — КАРЛСРУЭ 30 км
Фрагмент сна: Олимпия выходит из окаймленного аркадами внутреннего двора на тротуар. Августа хочет пройти мимо. Мать останавливает ее. Меня утешили, говорит она. Я уже не скорблю. Так быстро? То-то и оно, говорит мать, я только что от архиепископа. Августа не понимает: Ты, верно, ошиблась, мы же не католики, из всех нас только бабушка была католичкой.
Олимпия качает головой. Нет-нет, говорит она, у них это лучше получается, и указывает рукой назад. Она уходит. Августа провожает ее взглядом. Похожая на гимназисточку Олимпия растворяется в уличной толпе, берет кого-то под руку. Августа смотрит ей вслед, пока не теряет из виду развевающееся голубое летнее платье.
В следующем фрагменте она путает Олимпию с Барбарой Валентин, которую на фотографии в светской хронике держал под локоть Ц. А.
2
Оберменцинг, развязка на автостраде. С резким шипом, увлекая за собой звук, проносятся мимо встречные машины. Поворот на Дахау. Майские деревца[13]
возле домов. Церковные башни с луковицами куполов, серые, чем-то похожие на жирафов; из-за холма выглядывает еще одна башня, желто мерцающая на солнце. АУГСБУРГ 23 км — БАНК «ФУГГЕР» ПИВО «ФУГГЕР». Дядюшка Фуггер. Августа закусила губу. Наверное, дядюшка тоже прибудет в Айнхауз. Идеал мужчины в глазах Ц. А., кузен, к которому Ц. А. испытывал тайную зависть. Homme à femmes[14], сама элегантность. Он имел обыкновение подавать Августе руку на расстоянии двух шагов, никак не ближе. Куда ей до него, с ее-то манерами!