Испытание на прочность: Прощание с убийцей. Траурное извещение для знати. Выход из игры. Испытание на прочность.

Оплачиваемый выходной всем, кто будет на моих похоронах. Объявление на щите у въездных ворот, шубы, которые надевались в снежные зимы, серый сумеречный вечер, цилиндры, визитки. Восточный Гольштейн со старыми лишайными дубами, изломы — черные трещины в круглой земле, дамские шляпки, окутанные траурным флером, длинные, до бедер, вуали, слегка запыхавшийся священник со свечой в руке, ведущий за собой процессию на вершину холма, черная карета, черный блестящий, забрызганный грязью сапог мертвой бабушки, свисающий с лошадиного крупа; на скамье в церкви Августа сидит возле Йоханнеса, Йоханнес возле Олимпии, Олимпия возле Ц. А., а по другую сторону от Августы сидит Йоханна, и рядом с Йоханной сидят тетушки и дядюшки, и Августа воображает, как встречается с бабушкой в раю: она подбегает к ней, бабушка силится что-то сказать, но не может вымолвить ни слова, обе немы, как и все вокруг, чьи лица Августе совершенно незнакомы. Это было шестнадцать лет назад.

Августа сказала да, она приедет в Айнхауз. Она позвонила Максу Келю, коллеге из отдела местных новостей. Тот согласился подменить ее на неделе. Она сказала, что вернется в понедельник. Айнхауз и Ц. А. Ей захотелось, чтобы Феликс тоже знал о случившемся. Она позвонила ему, но то ли его еще не было дома, то ли он не подходил к телефону. Негодяй, сказала она и снова легла на кровать. Перед ее глазами возникали и расплывались какие-то картины.

В дверь позвонили. Она открыла.

На пороге стоял Томас Демлер, долговязый парень, выше ее чуть ли не на две головы. Привет! — сказал он. Ехал мимо и как раз подумал: вот у кого можно стрельнуть тридцатку. Опять я на мели.

Заходи, сказала она и дала деньги.

Без малого год назад отец оставил Томаса без ежемесячного векселя, ему надоело затянувшееся студенчество двадцативосьмилетнего сына, который никак не мог закончить философский факультет. Он-то мечтал, что сын станет бизнесменом и повторит ту стремительную карьеру, какую сделал он сам в качестве строительного подрядчика.

Томас Демлер улыбнулся. Спасибо.

Рассорившись с отцом, он забросил «Критическую теорию» и нанялся к одному крестьянину из Верхней Баварии. Не, прошло и двух недель, как его боднула корова, да так, что с тяжелым сотрясением мозга и рваной раной над бровью он угодил в больницу. Там он пробыл три недели, потом устроился таксистом. Последние два месяца Томас служил на «БМВ»[10], где обтирал пыльные папки, которые из подземного архива перемещали в какой-то другой. Отупев от своего занятия, он читал стихи Кролова[11]

.

Собирался продать книги, сказал он, а вместо этого уложил в ящики и снес к друзьям на чердак.

Если хочешь вина или пива, сказала Августа, возьми на кухне.

Вообще-то я спешу, сказал Томас Демлер, но все же пошел на кухню и вернулся с бутылкой вина и двумя стаканами. Он уселся на складной стул и поставил на пол бутылку со стаканами, один из которых потом протянул Августе. Она по-прежнему сидела на кровати.

Зазвонил телефон. Августа сняла трубку.

Это была Олимпия. Она составила текст траурного извещения и хотела согласовать его с Августой.

Олимпия, избавь меня, сказала Августа, я в этом ничего не смыслю. Но Олимпия уже принялась читать.

После тяжелой болезни сегодня тихо скончался мой горячо любимый, преданный, незабвенный супруг, бесценный наш — и так далее, затем Олимпия назвала имя, титул, фамилию и наконец перечислила имена глубоко скорбящих детей: Йоханнес Леопольд Антон Густав, Августа Маргарита и Йоханна Аста Матильда. Трафарет был выдержан от начала до конца. Августа молчала. А что ей было говорить? Я бы не писала после тяжелой болезни — он не был болен, болезнью была его жизнь? Или же ей следовало посмеяться и сказать: Если уж на то пошло, я бы написала окончив свои насыщенные и многотрудные дни

, что тоже неправда, но такая же примитивная и ханжеская, как и тихо скончался.

Я против этих извещений, я ничего в них не смыслю, повторила Августа. Постарайтесь уж как-нибудь справиться сами.

А я как раз об этом хотела попросить тебя, сказала Олимпия и бросила трубку.

Томас Демлер пускал кольца дыма, которые, паря и расширяясь, одно за другим уплывали к потолку.

До чего красивые у тебя кольца, сказала Августа. Она сунула палец в одно из колец и разорвала его. Потом разорвала все остальные.

Ну, я пошел, сказал Томас Демлер. Похоже, я действую тебе на нервы, а мне еще надо, пока не закрылись магазины, успеть за цветами для Катрин. Между прочим, думаю теперь заняться архитектурой. Порадую папашу, может, снова подкинет деньжонок. Потрясающее начинание в моем возрасте, а?