Испытание на прочность: Прощание с убийцей. Траурное извещение для знати. Выход из игры. Испытание на прочность.

В Баден-Бадене Августа всегда невольно вспоминала о русских: о Чехове, о Достоевском с его страстью к игре, об умершем здесь Тургеневе. Теперь же ее представление о городе никак не вязалось с этими именами. Ей захотелось зайти в книжный магазин и удостовериться. Следом за седой женщиной с шелковым зонтиком она пошла в парк, развернула газету и пробежала глазами первую полосу. Тема последних недель: встреча Брандта и Штофа в Касселе[23]. Не был для нее новостью и розыскной плакат западноберлинской прокуратуры на Ульрику Майнхоф[24], расклеенный по всем афишным тумбам два дня назад. В газете писали, что в общей сложности таких плакатов девятнадцать тысяч и что в розыске преступницы полиция заметно продвинулась вперед. Сообщалось также, что в одной из гостиниц Базеля усилиями Интерпола и благодаря переданной по телевидению фотографии в ночь на вторник арестован тридцатитрехлетний Гюнтер Фогт, в берлинской квартире которого найдена оружейная мастерская и пистолетные патроны. Августа опять сунула газету под мышку. Перед тем как скрыться, Фогт жил в Берлине на квартире одного ее приятеля. С Фогтом Августа знакома не была. И Ульрику Майнхоф тоже знала всего-навсего в лицо: видела ее как-то раз во Франкфурте. Правда, у них были общие друзья, но и те были обескуражены не меньше Августы. Феликс тогда спрашивал: Зачем? Зачем они это сделали? Ведь Баадера все равно должны были вскоре освободить. Нокаут для левых. И зачем они выстрелили в живот какому-то мелкому чиновнику, спускавшемуся по институтской лестнице? Маленький, старый человек. Стреляла одна из девушек. Просто так? Просто так взяла и выстрелила? Ц. А. тоже хотел стрелять, но не выстрелил. Смерть Ц. А. и смерть студенческого движения. И вот теперь она ехала домой и не знала, какая из обеих смертей в данный момент угнетает ее больше.

Революции вспыхивают и принимают необратимый характер, если выясняется, что власть лежит на улице. Метко сказано! Но революция едва ли возможна, пока политический механизм в стране еще служит. И с этим не поспоришь. Нынешнее правительство как раз только что снова укрепило власть, действуя подобно пауку, который, прежде чем поменять место, всасывает в себя прохудившуюся и оттого негодную паутину, чтобы, отползши подальше, выпрясть там новые нити, смешанные с материалом нитей старых, уже переваренных. Погребальным звоном отозвался для студенческого движения 1968 год. Тогда в Берлине Августа и мысли об этом не допускала. А что осталось от того движения? Распад, самоистязание, дробление на группировки, каждая из которых считала, что революционна именно она. В действительности же революция студентов кончилась, так и не успев начаться. Августа пошла работать в газету. Подлинные революции происходили где-то далеко. Вскоре в силу вступила амнистия.

Я не потерплю в своем доме смутьянов! Я вас всех перестреляю! — кричал Ц. А. Дрожа всем телом, он нащупал за спиной какой-то предмет — что-то мелькнуло в воздухе. Та сцена вновь возникла перед ее глазами. Вот это был цирк, гиньоль! В июне прошлого года, когда он кричал: Попробуй приведи сюда своих товарищей!.. — она порвала с ним всякие отношения. Все. Точка. Конец. Говорить после этого было не о чем. Только суньтесь — стану в дверях и всех вас перестреляю! — кричал Ц. А. Вспомнив его голос, она почувствовала жалость.

Она шла мимо заглохшего сада, в глубине которого виднелась вилла с балконом и колоннами. На фронтоне было написано Villa Mors

, размытое дождями Mors читалось с трудом. На крыше дома она разглядела корзину с подсолнухами, кукурузой, пальмовыми и лавровыми ветвями; корзина, плоды и листья были из бронзы. Чем-то таинственным и жутким веяло от этой мансарды, от початков, которые нельзя было есть, от цветов, которые ничем не пахли. Корзина пылала на солнце, а под нею — Вилла Смерть. Композиция совершенно в духе Макарта

[25]. Макарт — вот кто был ей теперь интересен, а не русские писатели.

Она спросила прохожего насчет книжного магазина. Прохожий оказался из отдыхающих, поэтому пришлось обратиться ко второму. Только третий сумел объяснить дорогу.

Ей было неловко прямо так, с ходу спрашивать о Макарте. Она оглядела прилавки с книгами и лишь потом задала вопрос. Продавец показал, что у него есть: два альбома и выставочный каталог. Она принялась листать.

Отдых, около 1860.

Торжественный въезд, первая половина 60-х годов: во главе толпы придворных и простолюдинов во внутреннем дворе ренессансного замка ренессансный ребенок приветствует княжескую чету, своих родителей, возвращающихся с охоты.

Увеселение в парке, 60-е годы: проповедник патетическим жестом обвиняет придворное общество в легкомыслии и ветрености.

Послеобеденная беседа знатных венецианцев, 1862/63.