Испытание на прочность: Прощание с убийцей. Траурное извещение для знати. Выход из игры. Испытание на прочность.

Знатное общество вступает на корабль, 1868: рубенсовские дети возле дебелых, бокастых женщин вносят гирлянды на плот с парусами, висящими то ли как балдахины, то ли как флаги из бархата и атласа.

Сиеста при дворе Медичи, 1875.

На рубеже девятнадцатого — двадцатого веков общество подошло к своему концу.

Только теперь Августа сообразила, что в Айнхаузе не было ни одной картины, которая имела бы отношение к этому болезненному для Ц. А. моменту истории. Все они возникли в эпоху до конца общества. Августа перевернула страницу.

Чума во Флоренции

, 1868: роскошь и смертный тлен, все вперемешку. Августа знала эту картину. Первым вариантом ее названия было Семь смертных грехов, или Après nous le déluge

[26]. Натюрморты с перьями и сухими цветами, композиции из омаров и фруктов: человеческие тела, ткани, плоды, трупы, цветы, перья, золото, левретки, омары, вода. Августа раскрыла каталог. Там она прочла, что владельцем этой картины был Гитлер. В сороковом году он получил ее в подарок от Муссолини. Насчет рубежа веков Ц. А. явно погорячился. Общество еще не подошло к своему концу. Не погибло оно ни в 1900-м, ни в 1918-м, уж точно не в 1933-м и не в 1945-м. Живо оно было и по сей день. Конечно, Ц. А. имел в виду не все общество, а лишь аристократию, но даже и здесь он ошибался. Ныне восточноэльбские помещики неплохо себя чувствовали и банкирами.

Августа вернула продавцу каталог вместе с альбомами и вышла из магазина.

Вон из города, прочь от этих сводивших с ума картин. Длинные черные юбки, которые она увидела на двух англичанках, казались теперь с полотен Макарта. Давешняя размалеванная старуха, сидевшая сейчас на скамейке в парке, сбежала из Путешествия Клеопатры по Нилу

. Зонтик от солнца, кружева, шелковая розовая обтяжка, бахрома — Августа могла бы пощупать их рукой. Проходя мимо старухи, она услышала из-под зонтика ее безумный сдавленный смех. Стало быть, все-таки нарисована! Хорошо бы позвонить Феликсу. Это желание возникло у нее еще в магазине. Где почта? Ей хотелось услышать его, узнать, существует ли он вообще («ли» и «вообще» можно зачеркнуть); ты существуешь — вот что мне надо знать (как он существует, хотела она знать), никаких «еще», «еще» можно смело зачеркнуть, она хотела знать, когда он будет снова. Я кормил тебя рыбой, я кормил тебя мясом, и картошкой тоже, но салат, прости, Августочка, ну хочешь, упаду перед тобой на колени, салат — ах, какое преступление! — целую неделю не готовил. Опять он куражился над нею, именно сейчас, когда ей так хотелось прикоснуться к нему, когда я сгораю от желания потрогать тебя, вглядеться в каждую частицу твоего тела, когда хочу знать, где ты, как ты. (Третья кабина. Спасибо.) Она скользила по залу (кабина первая, вторая, третья), как водомерка по пруду, к телефону, где приготовилась проорать ему в ухо: Сижу в избушке у двери — с собой, любимый, забери! Ну и скотина, сказала она, опять тебя нет. Может, мне призвать на помощь самого главного обер-почтмейстера; да только и он бессилен, даже если поднести ему распрекраснейшие тюльпаны, ландыши, сигары — или что там еще любят эти господа. С телефонной связью все в порядке, это с тобой не все в порядке, Феликс; именно сейчас, когда мне так необходимо, чтобы ты меня вытащил отсюда. Но я еще держусь. Только совершенно ничего не понимаю. Она не всегда хотела понимать. Когда на ясности настаивал он, она упиралась и доводила его до исступления; когда же настаивала она, упирался он и доводил ее до исступления: предельно ясная неразбериха, с корабля не видно берега, где бы коровы идиллически щипали травку. Тут что-то не то, думаю я. Так дальше продолжаться не может, подумала она, а телефонист говорит: Загулял ваш дружок. Ладно, позвоню вечером еще раз, все, чего я хочу, — это немножко рассказать о себе. Она хотела объяснить ему, почему уехала. Я хочу рассказать про старуху с зонтиком, которая преследует меня. Она хотела описать Феликсу таинственную жуть мансарды, под которой написано Villa Mors. Сегодня вечером я расскажу тебе про кукурузу, которую нельзя съесть, и про подсолнухи, из которых не выжмешь масла; я расскажу, что сравнила себя с водомеркой, скользящей по пруду; тогда как Феликсу полагалось услышать, что все у нее идет кувырком, и, кроме того, узнать, куда именно она уехала и почему в такой спешке.

4

Августа села в машину и поехала дальше. За долиной Рейна грядой поднимались Вогезы. Заклятый враг, о господи, заклятый враг. Первое детское воспоминание Ц. А.: на улице в Потсдаме бонна держит его за руку. Мимо них кайзеровские солдаты гонят пленных французов. Ц. А. вырвал свою руку у бонны, схватил с земли камень и запустил им во французов, крича: У, гады! Заклятый враг. И Августа одиннадцатилетней девочкой мечтала на свои карманные деньги купить ГДР.