Исследования по истории платонизма

Выше уже не раз приводились ссылки на 2-е издание Собрания сочинений Платона в 6 томах, переведенных и откомментированных профессором Санкт-Петербургской духовной академии Василием Николаевичем Карповым (1798–1867)[1812]. Первые два тома (1-е изд.) вышли в 1841 и 1842 гг. Через 20 лет была начата публикация 2-го издания. При жизни В.Н. Карпова были опубликованы первые четыре тома. Пятый и шестой вышли в 1879 г. уже после смерти переводчика. Примечательный факт: издание Платона курировалось Санкт-Петербургской духовной академией и печаталось в типографии духовного журнала Странник. Более того, последние два тома увидели свет благодаря специальному постановлению Святейшего Синода, профинансировавшему их появление.

К особенностям «карповского» Платона относится его историко-филологический характер. Как отмечает сам В.Н. Карпов, ему были доступны издания Анри Эстьена (Heinricus Stephanus, 1578) и Готфрида Штальбаума (1821–1825), комментарии Фридриха Аста (1807–1849) и немецкий перевод Фридриха Шлейермахера (который Карпов определил как на тот момент не только лучший, но и единственный хороший). В примечаниях В.Н. Карпов разъясняет Платона, приводя оригинальный текст (набранный греческим шрифтом, а не латиницей). Тот факт, что комментарии являются постраничными, а не отнесены в конец тома, безусловно, гораздо прочнее увязывал в восприятии читателя текст Платона и пояснения издателя.

Ряд деталей заставляет предположить, что Кржижановский читал Платона не только в переводе Карпова[1813]. Тем не менее, в работах писателя обнаруживаются влияние именно «карповского» Платона, т. е. введений и примечаний Карпова, напечатанных во втором (шеститомном) издании. И если ряд заимствований у Карпова можно отнести к числу возможных, но не исключающих другие источники, то в некоторых случаях влияние текстов Карпова на Кржижановского неоспоримо. Яркий пример тому — упоминание о Шлейермахере, который прервал работу над переводом Платона на 12 лет, чтобы прояснить для себя пифагорейское учение о «совершенном числе» (см. раздел 2.2.4.).

Характерный образец возможного влияния комментариев В.Н. Карпова можно обнаружить в раннем эссе Кржижановского Любовь, как метод познания (1912)[1814], где, помимо других источников, задействованы концепции и мотивы платоновских Федра, Пира и Государства

. Приведём несколько отрывков из эссе, которые представляются нам концептуально и даже лексически восходящими к «карповскому» Платону:

1. «Пестротой слов человек разделяет свою душу на множество способностей, наделяет их самостоятельностью и, увлечённый словосечением, часто забывает, что все эти способности только отдельные струи, временные течения в едином русле души. Мы различаем ум и

чувство; познание отграничиваем от любви, стараясь чуть ли не противопоставить их… Идеально верному методу может нас научить, в сущности, только сама истина, — так как лишь тот метод

, который дал постижение истины, может быть признан вполне проверенным и оправданным; т. е. вполне верный метод находится человеком тогда, когда он ему, собственно, и не нужен, так как истина оказывается уже найденной и нужда в каких-либо методах исчезает… Хочет ли человек истины или боится её, — истина медленно и непреодолимо выкристаллизовывается в нём»[1815].

2. «Мы стремимся к слиянию и полному отождествлению познающего с познаваемым, что является больше чем простым сходством с сущностью любви… Любовь принято рассматривать как результат известного знания… Не любовь является следствием знания, а знание приходит как результат любви… Любовь делает понятным все скрытое и иррациональное, обнажая тайный смысл любимой вещи. В любви мы идём навстречу любимому, самоотверженно ему себя отдавая и стремясь с ним слиться… Какими бы путями мы не шли к познанию, самый процесс его нельзя представить иначе, как „слияние человеческого существа с универсальным бытием“[1816]»[1817].