В марксистской литературе считается общепринятым, что социалистическая революция, в отличие от буржуазной, не завершается переходом власти в руки нового класса: взятие власти пролетариатом является лишь ее
Выяснение соотношения революции и реформы, конечно, не исчерпывает проблемы роли революции в прогрессе человечества. Среди вопросов, на которых стоит еще остановиться, назову первым вопрос об издержках и «цене» революции. Об издержках и жертвах революции не раз писали основоположники марксизма-ленинизма. К. Маркс и Ф. Энгельс говорили о «долгих муках родов» при переходе от капитализма к социализму. В.И. Ленин указывал, что «каждая революция влечет за собою огромные жертвы для класса, который ее производит», что она не обходилась «ни без разрушений тягчайшего вида, ни без террора, ни без стеснения формальной демократии», ни «без периода сильнейшей „качки“, потрясений, борьбы и бурь», ни «без разложения, без потери дисциплины, без мучительных шагов опыта, когда масса вырабатывает новую дисциплину»[503]
и т.д. К сожалению, в наших исторических работах о революциях обычно не остается места для анализа подобных явлений.В умолчании о трудностях и жертвах революции заключен двоякий вред. Во-первых, наносится ущерб воспитанию молодежи и у нас, и за рубежом. Понимание трудности революционного пути отпугивает только изнеженных и слабонервных; энергичных и целеустремленных людей трудности привлекают. Если мы хотим воспитывать революционеров и бойцов, а мы хотим именно этого, то должны неустанно повторять, вслед за Чернышевским и Лениным, что историческая деятельность – не тротуар Невского проспекта и что победа всегда добывается напряжением всех сил, пóтом и кровью. Во-вторых, умолчание о потерях и жертвах дает возможность нашим врагам самим вести бухгалтерию, нередко фальшивую, да вдобавок еще уличать нас в сокрытии правды, в лицемерии. В статьях и книгах, посвященных разоблачению буржуазных фальсификаторов, опровергаются подобные измышления[504]
, но в монографиях и популярных работах о тех или иных революциях, особенно новейшего времени, мы нередко обходимся без серьезного анализа проблемы[505]. А между тем именно марксистско-ленинский подход (в отличие от мелкобуржуазного революционаризма) обязывает нас не списывать все трудности и жертвы революции на счет контрреволюции, хотя она и несет за них главную ответственность. Исследователь должен стремиться вести объективный счет, который, в конечном итоге, всегда будет в нашу пользу.Здесь следует хотя бы кратко сказать о волнообразном развитии революций, в связи с этим – о терроре, и шире – о средствах достижения цели в ходе революции. Опыт великих революций (возьмем для примера Французскую конца XVIII в. и Октябрьскую социалистическую) показывает, что в ходе их неизбежны определенные переломы. В революции всегда имеет место соединение, переплетение элементов сознательности и стихийности. Активность, энтузиазм масс, совершающих революцию, не могут непрерывно держаться на одном уровне. В кризисные моменты это проявляется особенно сильно. Если субъективный фактор недостаточно созрел, если революционные руководители не сумеют направить энергию масс на решение новых задач, скорректировать их движение, то спады, задержки, перебои в развитии революции могут превратиться в застой или даже привести к ее откату.
Так, 10 августа 1792 г. подъем масс привел к штурму Тюильри; 31 мая – 2 июня 1793 г. санкюлоты по призыву якобинцев разгромили жирондистов. Но в июле 1794 г. массы уже не видели перед собой вдохновляющей цели, и это облегчило термидорианский контрреволюционный переворот. Термидор был обусловлен прежде всего тем, что в силу объективных условий буржуазная революция зашла в тупик: она не могла удовлетворить чаяний народных «низов», бывших ее главной движущей силой, поддержать и развить их революционный энтузиазм, уберечь их от разочарования. Субъективные ошибки робеспьеристов лишь ускорили их гибель и откат революции.