Перед очередным визитом к Лале я выписывала имена и фамилии людей, а также названия мест, которые нашла в процессе своего исследования и которые казались мне связанными с рассказом Лале, а также составляла список фактов, требующих уточнения. Я держала эти бумаги в сумке до самого своего ухода, когда пора было прощаться, то ли во время прогулки с собаками, то ли когда он провожал меня до двери. Только тогда я доставала листок и задавала конкретный вопрос — один или два максимум. Например: «Тот комендант, о котором вы говорили в прошлый раз, это Шварцгубер или Крамер?», или: «Когда, как вы думаете, вы впервые встретились с Менгеле?», или: «Как называется город, откуда Гита родом?». Когда я спрашивала его о чем-то в этом роде, после того как он несколько часов подряд говорил без остановки и мы сделали перерыв на прогулку с собаками или болтали о победителях Уимблдона, он отвечал как бы беззаботно, устремив глаза вдаль. Полагаю, он отлично понимал, зачем я задавала эти вопросы, но никогда не делал комментариев на этот счет. У него на все был готов ответ. Лале отличался острой, безошибочно точной памятью. И вот так, эпизод за эпизодом, изо дня в день, месяц за месяцем я слушала и интерпретировала историю Татуировщика из Освенцима.
У меня была история — история, которую теперь необходимо было записать. История, которую, как я полагала, захотят услышать или увидеть другие люди, поскольку я писала ее в форме сценария. Моя жизнь переплелась с жизнью Лале, и мы уже не могли двигаться вперед друг без друга. Вера Лале в мою способность рассказать его историю и поддержка с его стороны явились стимулом, позволившим мне обрести уверенность в своих силах и изложить его историю наилучшим образом. Мои родные безоговорочно поддерживали меня, друзья и коллеги ловили каждое мое слово, когда я делилась с ними историями Лале. В то время я этого не понимала, но тот факт, что Лале рассказывал, а я слушала, стал сам по себе историей. Впрочем, я всегда подчеркиваю, что, хотя роман написала я и на обложке стоит мое имя, «Татуировщик из Освенцима» — это история Лале, Лале и Г иты.
На следующей странице я привожу три из бесчисленных записей, сделанных мной в таблицах. Они включают в себя мою первую с ним встречу, затем одну из многих и самую последнюю.
Путешествие писателя с пережившим Холокост
Моя история
История Лале
Дата
03.12.200304.04.2004 | Где, что я делала/сказала | Что я чувствовала |
Впервые | ||
встретилась с Лале, Что я слушаю? | ||
собаками, пили кофе с вафлями | Что поняла? | |
Признаюсь в незнании иудаизма и Холокоста | Смущена.Пристыжена | |
Озадачена | ||
Сознаюсь в | невозможностью | |
наличии немецких | связать воедино | |
предков | сбивчивые эпизоды рассказа | |
Угнетена | ||
невыносимым | ||
Встречаемся у него дома. Тот же плохой кофе, те же вкусные вафли | ужасом и печалью от пережитого им с Гитой. Не знаю, что делать с этими чувствами, словно переданными мне от Лале |
Что он сказал
Его эмоции
Имена: Гита, Барецки, Хёсс.
Скорее записывай!
Я должен быть с Гитой
Это хорошо. У вас не будет предвзятости к моей истории
Нет проблем. Родителей не выбирают
Изменился после встречи с моей семьей. Говорит, его собаки меня полюбили. Я ему понравилась и могу писать его историю
Сильно опечален.
Резкость, нетерпение, тревога
Похоже, его это немного позабавило
Смущен
Лале открывается больше. Говорит, ему нравится делиться со мной не просто историями, а их с Гитой тайнами из лагерной жизни. Его неизменная любовь к Гите здесь, в этой комнате
Больница | Он без сознания. |
Альфреда. Гари | На время |
сказал врачам, что | приходит в |
31.10.2005 хочет, чтобы я Я потрясена | возбуждение. Я |
увиделась с Лале. | беру его за руку и |
Он, вероятно, не | шепчу ему что-то. |
переживет ночь — | Он как будто |
Моя история История Лале
тг___ Где, что я „ _________ „ ______ ____
Дата , Что я чувствовала Что он сказал Его эмоции
делала/сказала
у него был инсульт успокаивается.
Пора прощаться с ним