Эксперимент этот много раз воспроизводили и еще чаще использовали для проверки других гипотез: с 1994 года было опубликовано более 100 работ, основанных на результатах Айовского карточного эксперимента. Выводы из этих опытов выходят далеко за рамки принятия решений в карточных играх. Так, например, в одном исследовании в Чикаго испытуемыми были ВИЧ-инфицированные и люди, страдающие тяжелыми наркотическими зависимостями, но не имевшие нейрологических поражений, и у них результаты получились примерно такие же плохие, как и у больных с поражениями вентромедиальной префронтальной коры. Отсюда авторы исследования сделали вывод, что наркотическая зависимость повреждает эту зону головного мозга примерно так же, как механические повреждения от несчастного случая или опухоли. Более того: по словам исследователей, как пациенты с поражениями вентромедиальной префронтальной коры думали только о быстрых выигрышах и забывали о результате, который будет в долгосрочной перспективе, а потому брали карты, связанные с высоким риском, так и люди, страдавшие тяжелыми наркотическими зависимостями, занимались очень небезопасным сексом и заражались при этом ВИЧ[798]
. Биополитический потенциал такого применения Айовского карточного эксперимента огромен. Поскольку, согласно данной теории, рискованное сексуальное поведение человека (которое обходится государственной системе социального обеспечения в крупные суммы) – это не результат «слабости характера», «отсутствия мотивации» или «нерешительности», а «аппаратный дефект» мозга, то можно было бы попытаться регламентировать сексуальную практику наркоманов и сурово карать за нарушения. Так результаты Айовского карточного эксперимента пока еще не применяются, но они уже используются в тестах, призванных определить потенциальный успех медикаментозного лечения обсессивно-компульсивного расстройства[799]. Помимо этого, существуют разнообразные возможности применения данной методики в нейроэкономических исследованиях[800]. Особенной же любовью эксперимент с картами пользуется у гуманитариев и представителей социальных наук, которые ценят идею синтеза когнитивного и телесного, духовного и плотского. Об этой рецепции теории Дамасио мы еще будем говорить.Гипотеза соматических маркеров вызвала не только восторги, но и много критики[801]
. Прежде всего были высказаны сомнения в том, что она представляет собой нечто новое, ведь Уильям М. Марстон еще в 1928 году выдвигал похожие аргументы, а в 1971 году нейробиолог Валле Й. Х. Наута очень близко подошел к тому, что потом утверждал Дамасио: основываясь на теории лимбической системы Мак-Лина, он постулировал, что лобная доля создает связи между сенсорными ощущениями на периферии тела и сложными процессами принятия решений[802]. Таким образом, первая линия критики касается восстановления внутридисциплинарной памяти экспериментальной психологии.Вторая линия касается сомнения в том, что Айовский карточный эксперимент активирует именно эмоциональную память и является «когнитивно непроницаемым»[803]
. Дамасио утверждал: «главным отличием эксперимента Бекара и его коллег от других экспериментов по анализу вероятностного рассуждения» было то, «что испытуемые различают варианты по чувству; у них появляется интуитивное чутье, которое подсказывает им, что некоторые варианты лучше, чем другие»[804]. Это – вопрос жизни и смерти для Айовского карточного эксперимента: если при выборе карт активируются только высшие когнитивные процессы без эмоциональных сигналов и только эти процессы определяют выбор, тогда эксперимент ничего не говорит о существовании соматических маркеров. И в самом деле, целый ряд исследований показал, что испытуемые понимают общую логику вознаграждений и наказаний в этом эксперименте с самого начала лучше и быстрее, нежели это предусматривалось его схемой, и благодаря этому выполняют поставленную задачу на когнитивном метауровне, который более важен для принятия решений, чем соматические маркеры, если таковые вообще существуют[805]. Как сказано в одной обзорной статье, обобщающей критику теории соматических маркеров,похоже, мало есть аргументов в поддержку утверждения, что схема вознаграждений и наказаний в Айовском карточном эксперименте совершенно когнитивно непроницаема. А значит, утверждение, что решение задачи в этом эксперименте на ранних стадиях опирается на скрытые, бессознательные соматические маркеры, управляющие процессом принятия решений, более нельзя с уверенностью поддерживать[806]
.