Кроме этих четырех видов эмоциональных практик, Шеер придает большое значение также разработанной Бурдьё концепции габитуса. Эта концепция описывает габитус как «знание тела», которое отработано до автоматизма и вросло в него. Музыканты, неосознанно и в высоком темпе передвигающие пальцы по струнам или клавишам инструментов и при этом быстрее перерабатывающие информацию из нотной записи, чем это происходит при более медленных формах когнитивной деятельности, или спортсмены, чьи тела привычно выполняют быстрые и сложные движения, – вот классические примеры, используемые для наглядной демонстрации того, что означает габитус[970]
. Но в габитус всегда вписываются еще и социальные, культурные и гендерные особенности: так, принадлежность к буржуазии образования маркируется не только умением ввернуть цитату из классики, по первым тактам узнать оперную арию или правильно образовать форму множественного числа для слова, происходящего из древнегреческого языка, но и «корректной» громкостью смеха над шуткой или соблюдением «корректной» телесной дистанции во время разговора с кем-то за бокалом шампанского во время банкета по случаю защиты диссертации и т. д. Всему этому человек может, конечно, очень быстро научиться, но он будет делать ошибки чаще, чем тот, у кого это знание вошло в плоть и кровь, или будет выдавать себя постоянными самопроверками, которые типичны при недавно приобретенных навыках.С одной стороны, габитус не осознается, он должен быть «статичен и в определенной степени обязателен», но это не тюрьма, из которой нет выхода. Обусловленные габитусом диспозиции всегда нуждаются в «подтверждении повседневной практикой»[971]
. Габитус «оставляет пространство для вариантов поведения, которые не полностью и не всегда предсказуемы, которые могут характеризоваться изменениями и сопротивлением вместо запрограммированного воспроизведения»[972]. Так концепция габитуса позволяет преодолеть противоречия между «социальной структурой и индивидуальной агентностью или между требованиями культуры и вневременной, универсальной „правдой“ тела, чьи функции и структуры остаются незатронутыми его использованием»[973]. Ибо, как подчеркивает Шеер,умелое использование тела в автоматических движениях, импульсах и активациях является выученной путем подражания практикой, которая вызывает долгосрочные изменения в теле и мозге. Вошедшие в габитус позы и движения формируют мышечную ткань, иннервацию и кровеносные сосуды в той, а не в другой зоне, укорачивают одни сухожилия и удлиняют другие, влияют на плотность и форму костей, а также обусловливают специфическое развитие тканей мозга[974]
.Но все же наши тела ставят для нас абсолютные пределы, и «никакое человеческое общество не изобретет такой шаг танца, который потребует пять ног, или такой музыкальный инструмент, который предназначен для руки с восемью пальцами»[975]
.Эмоции как габитус никогда не представляют собой просто линейные реакции на раздражители, они всегда циркулярны[976]
. Они никогда не представляют собой просто «чистую интенсивность», как у Брайана Массуми, который определяет аффект как нечто совершенно бессознательно-телесное и тем самым придает ему автономный статус[977]. Но, как считает Шеер, у эмоций всегда есть телесный аспект, пусть даже он насквозь пронизан культурой и историей. Человек не «имеет» эмоции, а скорее «делает» или «пробует» их, «в континууме, который включает в себя как полностью сознательные и преднамеренные действия, так и полностью непреднамеренные; и в процессе их [эмоций] реализации происходит перемещение в рамках этого континуума»[978]. Точно так же человек не «является» эмоциональным субъектом и не «имеет» эмоциональной самости: «этот чувствующий субъект не существует априори, он возникает в процессе