История эмоций

Экскурс I: социология

Можно сказать – предельно упрощая, естественно, – что тем, чем культура является для антропологии, для социологии является социум. Обе дисциплины занимаются поиском различий: антропология – за счет перемещения в географическом пространстве, социология – в социальном, вверх и вниз по социальной лестнице. Существует, конечно, в англо-американском мире наряду с культурной социальная антропология, но все же едва ли какая-то дисциплина выработала более чувствительный инструментарий для анализа социума, чем социология. Именно поэтому у нее так много идей может заимствовать историческая наука.

В этом экскурсе в социологию эмоций будут затронуты некоторые ранние социологические идеи, а затем более подробно представлены работы социологов Арли Хохшильд (*1940) и Евы Иллуз (*1961).

Если искать эмоции в трудах классиков социологии, то мы найдем их у Маркса, Дюркгейма, Вебера, Зиммеля, а также у Вильфредо Парето, Джорджа Герберта Мида, Питирима Сорокина и Толкотта Парсонса. Так, эмоциональная составляющая присутствовала в работах Зиммеля о социально-интегративной силе верности, в его типологии обращения людей с деньгами (он выделил типы скупца, расточителя, аскета, циника и пресыщенного)[464]

. Макс Вебер утверждал, что протестантами, которые создали капитализм, двигал страх вечного проклятия[465]. Питирим Сорокин полагал, что общество циклично колеблется между культурой чувственной (sensate) и культурой идеациональной, закрытой для чувств (ideational)[466]. И хотя идут споры о том, насколько важное значение эмоции имели для теорий Мида (1863–1931), бесспорно то, что он постоянно вел научный диалог с ключевыми фигурами в экспериментальной психологии, изучавшими эмоции, такими как Уильям Джеймс и Вильгельм Вундт[467].

Даже в послевоенные годы, в структурно-функционалистский период в творчестве Парсонса, первой типовой переменной у него была оппозиция «аффективность vs. аффективная нейтральность»: Парсонс считал, что человек, желающий дать определение некой ситуации, должен выбрать между этими двумя альтернативами. Таким образом, он может либо удовлетворить свои насущные потребности (аффективность), либо отложить их удовлетворение и вместо этого позже удовлетворить некую долгосрочную потребность (аффективная нейтральность)[468]

. Но в целом, как отметила социолог Хелена Флам (*1951), эмоции влачили «в послевоенные годы чрезвычайно маргинальное и убогое существование в американских и в находившихся под их влиянием европейских социальных науках», – вероятно, потому что под впечатлением войны и фашизма «хотелось верить, что человек по сути своей рационален и нормативен или что формальные организации способны заставить индивидов вести себя рационально»[469]. Заметный подъем в социологии эмоций начался только в 1970‐е годы, когда большие теории начали блекнуть и ослабла вера в то, что такие теории вообще можно сформулировать, а влияние стала набирать микросоциология. С этим подъемом связано прежде всего имя Арли Хохшильд.

«На Тихоокеанских юго-западных авиалиниях улыбки не дежурные»: Арли Хохшильд

На американском радио в начале 1980‐х годов можно было услышать такую рекламу:

У нас в PSA улыбки не дежурные, так что – улыбайтесь всю дорогу от Лос-Анджелеса до Сан-Франциско[470]

.

В 1980 году в Центре подготовки стюардесс компании Delta Airlines тренер – «коротко стриженый пилот лет пятидесяти с небольшим», с характерным выговором южанина – обращаясь к ученицам, потребовал: «Вот что, девочки, я хочу, чтобы вы там улыбались по-настоящему. Ваша улыбка – ваш самый главный капитал. Я хочу, чтобы вы там его использовали. Улыбайтесь. Улыбайтесь по-настоящему. По-настоящему наденьте

улыбку»[471].

От профессионала требовалось не просто демонстрировать на работе некую эмоцию, а «по-настоящему» чувствовать ее; это умение Хохшильд в своей книге назвала «эмоциональной работой». Приводить свои «истинные» чувства в соответствие с теми, которые требуются, на практике получается иногда лучше, иногда хуже. Когда не получается, возникает «эмоциональный диссонанс, принципиально аналогичный когнитивному диссонансу»[472]. Чтобы избегать его и успешно осуществлять эмоциональную работу, в 1980‐е годы в различных специальностях использовалось множество техник. От стюардесс требовали, чтобы они рассматривали салон самолета не как рабочее место, а как свой дом. «Обучающихся просили думать о пассажире так, как будто он был „вашим личным гостем у вас в гостиной“»[473]. Одна стюардесса описывала это следующим образом: