Читаем История эмоций полностью

Ты думаешь о том, чем этот новый человек напоминает тебе кого-нибудь из знакомых. Ты видишь у человека, сидящего перед тобой в кресле, глаза твоей сестры. Это вызывает у тебя желание сделать все, чтобы ему было хорошо. Мне нравится думать, что салон – это гостиная моего дома. Когда кто-то заходит к тебе [домой], ты, может быть, не знаешь этого человека, но ты угостишь его чем-нибудь. А тут ты это переводишь в больший масштаб – на каждую стюардессу приходится тридцать шесть пассажиров, –

но это то же самое чувство[474]
.

Эта техника похожа на используемый в американской актерской школе «метод актерского мастерства», который, в свою очередь, восходит к «психотехнике» или методике Станиславского. Тот заставлял актеров тренировать «память на чувства», так, чтобы они могли по желанию вспоминать эмоционально нагруженные события из собственной жизни. Самому режиссеру однажды пришлось увидеть нищего, погибшего под трамваем. Но в его памяти хранился и другой, более сильный образ:

Как-то давно я наткнулся на серба, склоненного над издыхавшей на тротуаре обезьяной. Бедняга, с глазами, полными слез, тыкал зверю в рот грязный огрызок мармелада. Эта сцена, по-видимому, тронула меня больше, чем смерть нищего. Она глубже врезалась в мою память. Вот почему теперь мертвая обезьяна, а не нищий, серб, а не неизвестный человек, вспоминаются мне, когда я думаю об уличной катастрофе. Если б мне пришлось переносить эту сцену на подмостки, то я бы черпал из своей памяти не соответствующий ей эмоциональный материал, а другой, приобретенный значительно раньше, при иных обстоятельствах, с совершенно другими действующими лицами, то есть с сербом и обезьяной[475].

Как и ученики Станиславского, будущие стюардессы должны были учиться запоминать чувства. Кроме того, по словам опытных бортпроводниц, их обучали на курсах повышения квалификации и другим техникам: «Если я делаю вид, что мне настроение ничем не испортишь, то иногда я и вправду начинаю так себя чувствовать. Пассажир реагирует на меня так, как если бы я с ним была приветлива, и тогда я, со своей стороны, реагирую еще сильнее». В моменты стресса полезно бывает дышать глубоко и расслабить мышцы шеи и плеч, или успокаивать себя словами: «Наблюдай. Не позволяй ей [злобе] завладеть тобой», а потом «поговорить с напарницей, и она скажет мне то же самое. Через некоторое время злоба уходит»[476]

.

Впрочем, эмоциональная работа или «управление чувствами» не всегда помогали, если стюардессе приходилось сталкиваться с особо трудными пассажирами и с собственной злостью. В подобных случаях, учили их на курсах в 1980‐е годы, нужно для начала попытаться встать на место того пассажира, с которым возник конфликт, и найти оправдание его поведению. Так, стюардесса старалась вспомнить, что

если он [пассажир] слишком много пьет, то это, вероятно, потому, что он боится летать. И я думаю про себя: «Он как маленький ребенок». Ведь на самом деле так и есть. И когда я вижу его таким, я уже не злюсь на него за то, что он кричит на меня. Это как если ребенок на меня кричит[477].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука
Дворцовые перевороты
Дворцовые перевороты

Людей во все времена привлекали жгучие тайны и загадочные истории, да и наши современники, как известно, отдают предпочтение детективам и триллерам. Данное издание "Дворцовые перевороты" может удовлетворить не только любителей истории, но и людей, отдающих предпочтение вышеупомянутым жанрам, так как оно повествует о самых загадочных происшествиях из прошлого, которые повлияли на ход истории и судьбы целых народов и государств. Так, несомненный интерес у читателя вызовет история убийства императора Павла I, в которой есть все: и загадочные предсказания, и заговор в его ближайшем окружении и даже семье, и неожиданный отказ Павла от сопротивления. Расскажет книга и о самой одиозной фигуре в истории Англии – короле Ричарде III, который, вероятно, стал жертвой "черного пиара", существовавшего уже в средневековье. А также не оставит без внимания загадочный Восток: читатель узнает немало интересного из истории Поднебесной империи, как именовали свое государство китайцы.

Мария Павловна Згурская

Культурология / История / Образование и наука