История эмоций

Параллельно с работой Викан, а еще больше в конце 1990‐х и в 2000‐х годах уже велись инновационные эмпирические работы, выходившие за рамки дихотомии «социальный конструктивизм vs. универсализм». Одним из примеров является исследование антрополога Лизы Митчелл, которая с позиций анализа эмоций предложила новое объяснение самоубийств из любви к языку, имевших место в 1950‐е годы в южной Индии. Несколько слов об историческом контексте: после обретения Индией независимости в 1947 году страна была поделена на штаты по федеративному принципу, причем границы новых штатов совпадали с прежними границами британских административных единиц, а языковой фактор они не учитывали. В знак протеста против этого Потти Шрирамулу объявил голодовку и довел себя до голодной смерти. Потом, когда в 1953 году, при Неру, был создан первый штат (Андхра-Прадеш), границы которого определялись по языковому принципу, бесчисленное количество людей в южной части Индии последовало примеру Шрирамулу. Эти самоубийства из любви к своему языку стали печально известны и в течение многих лет интерпретировались как «рациональное, трезвое поведение представителей образованного среднего класса». Участие «представителей других социальных групп» объяснялось «либо как ложное сознание, либо как следствие манипуляций со стороны элиты, или утверждалось, что „некоторые люди хотят, чтобы про них написали в газетах […] только и всего“»[555]

.

Лиза Митчелл не удовлетворилась такими объяснениями. Она спрашивала себя: «Какие условия должны существовать для того, чтобы человек был готов умереть не за нацию, а за язык?»[556]

Ее ответы таковы: во-первых, в XIX веке в Индию были импортированы из Европы концепции языка – такие, как концепция Гердера, – которые приравнивали языки к живым существам, устанавливали сложные отношения родства между одними языками и другими, а главное – переносили на них представления о фазах жизни биологических существ – рождении, детстве, зрелости, смерти. Именно благодаря этому импорту впервые возникла возможность бояться вымирания того или иного языка. Во-вторых, язык персонифицировался как индуистское божество, которому следовало поклоняться. Так, например, тамильский язык почитали как мать или как богиню, и было образовано специальное понятие tamilpparru, значившее «преданная любовь и почитание тамильского языка»[557]

. В-третьих, благодаря распространению печати и радио появлялось все больше медиальных продуктов, способствовавших распространению любви к языку среди все большего количества людей. Именно эта праксеологическая привязка является важным аспектом исследования Лизы Митчелл, которая задается вопросом о том, «как в течение ХХ века языки начали рассматриваться в качестве первичной и естественной основы для реорганизации целого спектра форм знания и повседневных практик. К таковым относятся практики историописания, литературного творчества, (ре)формирования канона, педагогики, политической организации и репрезентации социокультурных идентичностей»[558]

.

На фоне этих процессов в конце XIX века писатель Гуруджада Шрирамамурти (1851–1899) избрал весьма специфический способ завоевания поддержки для публикации второго издания своей книги «Жизнь поэтов», в которой повествовал о тех, кто, как и он, писал на языке телугу, распространенном в южной части Индии. Шрирамамурти начал предисловие с обращения ко «всем, кто любит язык страны телугу или гордится им»[559]. В середине ХХ века, пишет далее Митчелл, комбинация трех вышеназванных факторов (импорта идей Гердера, персонификации языка в виде индуистского божества и медиареволюции) привела к тому, что аффективная привязанность людей к языку стала еще крепче. После обретения страной независимости к этому добавился страх жителей южной Индии перед господством языка хинди, на котором говорят в большинстве центральных и северных районов. Кроме того, границы штатов были проведены абсолютно без всякого уважения к любви людей к своему языку, как и при британском владычестве, но образование Андхра-Прадеша создало прецедент. Все эти факторы привели к радикализации аффективной привязанности людей к телугу и в конечном счете – к привлекшим всеобщее внимание случаям самоубийства из любви к языку. Эти акции протеста были по-своему успешны, так как «всего через несколько лет после образования штата Андхра-Прадеш нарастающее давление на власти по всей стране привело к тому, что в 1956 году был принят Закон о реорганизации штатов, перекроивший административную карту Индии по языковым критериям. В результате единство штата и языка стало правилом, а не исключением»[560]. На том волна самоубийств закончилась.