В последующие месяцы научные круги Парижа, взволнованные захватывающим поединком экспертов, решили принять участие в процессе. Пользуясь непререкаемым авторитетом Академии наук, они решили раз и навсегда уладить дело, незаметно переросшее в дуэль Орфила-Распай. Институт назначил новую комиссию в составе знаменитых химиков. Экспертная группа предложила Орфиле в ее присутствии заново произвести анализ. Что поделаешь! Выдающийся токсиколог не смог обнаружить даже ничтожного количества мышьяка, с помощью которого можно было бы уличить Мари Капель. Для пущей ясности члены комиссии сами провели эксперимент по методу Орфилы и проделали массу различных опытов, видоизменяя и совершенствуя их. Но во всех случаях получили один и тот же отрицательный ответ. Комиссия представила в Академию наук официальный отчет о результатах исследований. Пятьдесят экземпляров этого коллективного научного труда поступили в распоряжение Министерства юстиции. Министр счел заключение столь поучительным, что попросил еще пятьдесят экземпляров, намереваясь разослать их во все суды, где разбираются подобные дела.
Документ подшили к делу, но, несмотря на всю его значительность и настойчивые требования защиты, пересмотр так и не состоялся. Впоследствии возникли неопровержимые свидетельства в пользу обвиняемой, но судебные власти остались к ним точно так же глухи.
Странное дело: по всему дому Лафаржей был разбросан мышьяк, сама Мари «забыла» коробочку с ядом у себя в кармане, и тем не менее в теле покойника никаких следов отравления не обнаружили! Слепоту судей, не заметивших этого явного недоразумения, можно объяснить только каким-то дьявольским наваждением. А истинный преступник тем временем похвалялся (естественно, в беседах с глазу на глаз), как ему «ловко» удалось провернуть дельце; об этом знали многие свидетели, в том числе бывший присяжный заседатель.
Через два года после того, как был вынесен приговор, Ор-фила, несший главную ответственность за него, решил оправдаться. Противники предъявили ему обвинение в том, что он неверно провел токсикологический анализ. Поэтому ученый попытался объяснить причину своей неудачи членам государственной комиссии. Из его слов вытекало, что во время процесса он, видите ли, не имел возможности проверить чистоту реактивов. Это запоздалое признание полностью оправдывало обвиняемую, но и на сей раз совесть у судей так и не проснулась.
Данные обстоятельства чрезвычайной важности неоспоримо свидетельствовали в пользу Мари Капель, но бесконечные требования пересмотра дела разбивались о глухую стену непонимания. Непреодолимое препятствие представлял собой, в первую очередь, генеральный прокурор Лиможа, которому непосредственно подчинялся прокурор Тюля. Первый попросту запретил своему подчиненному принимать во внимание признания одной из сторон и считаться со свидетельствами другой.
Так, например, он не дал согласия на арест виновника драмы, а ведь дай этот мошенник показания под присягой, и ситуация коренным образом изменилась бы. Подобная позиция, совершенно не отвечающая идее справедливости и законности, привела в негодование многих людей, а в Германии вызвала даже форменный скандал.
По ту сторону излишнего судебного рвения и недобросовестного ведения дела, шокировавших огромное число свидетелей бесславного процесса, вырисовывались темные политические интриги, участником которых был сам генеральный прокурор Лиможа; грязные внутрисемейные дрязги явились для них всего лишь удобной ширмой. Уж очень тесно сплелись змеи в своем клубке, и пересмотр дела вылился поэтому в настоящую проблему.
Мари освободили только в 1852 году по ходатайству Эмиля Жирардена; президент-император Наполеон Бонапарт, не привыкший считаться с чьим-либо мнением, решил помиловать наконец осужденную.
В основе первой в истории юриспруденции перебранки между учеными мужами лежал, конечно же, мышьяк, любимый яд преступников. Хотя в те времена заключения делали еще с опаской, этого лидера среди токсических веществ уже можно было обнаружить в теле жертвы с помощью довольно несложного метода.
Понятно, что многие отравители постепенно охладели к мышьяку, использование которого было связано с большим риском, ведь в те времена, случись кому-нибудь умереть подозрительной смертью, в первую очередь пытались узнать, не замешан ли тут мышьяк. Впрочем, любимый яд отнюдь не был единственным, а фантазия у отравителей работала на славу: некоторые из них все еще пользовались ярь-медянкой, сурьмой, фосфором и другими неорганическими веществами. Но по частоте употребления последние не шли ни в какое сравнение с мышьяком.