История яда

При лечении пользовались самыми разнообразными средствами, преимущественно растительного происхождения. Множество лекарств привозили из Египта, но большую часть доставляли из ближневосточных стран, находившихся на территории современной Турции. То была благословенная земля ботаников, в особенности северная ее часть. Там, на южном берегу Черного моря, в те времена называвшегося Понтом Эвксинским, находилось знаменитое Понтийское царство, где произрастало невероятное множество растений, которыми пополнялась большая половина греческих и римских аптечек. В бесчисленных долинах рос дикий виноград, и некоторые местные сорта, как, например, фанарский или ханаанский, славились по всему Средиземноморью. Фанарскую впадину и все побережье усеивали нескончаемые оливковые рощи, с которыми могла тягаться разве что аттическая растительность. Лазистан, территория которого сейчас разделена между Турцией и СССР, был страной плодов. Яблонные, грушевые, ореховые сады — сущая земля обетованная! Именно в этих краях римские завоеватели впервые встретились с вишневым деревом (по-французки cerisier), которое дало название городу Церазонт. Многие здешние растения были завезены в Италию, а оттуда уже распространились по всей Восточной Европе. Наряду с фруктовыми деревьями здесь в изобилии росли азалии, рододендроны и другие цветы, к которым так неравнодушны пчелы. Некоторые из них ядовиты, и мед, получаемый из их цветочного нектара, представляет порою большую опасность. Заны, проживавшие в этом районе, собирали мед, который на короткое время погружал человека в состояние безумия. Отравив подобным зельем когорты Помпея, они вырезали все римское воинство. Учиненная расправа явилась как бы слепком с той, которую заны тремя столетиями ранее устроили воинам Ксенофонта.

Царь Понта — «отравитель» Римского народа

Во II в. до н. э. на территории Турции располагалось множество мелких провинций, которыми правили свирепые, жестокие и часто недалекие царьки-самодуры. Аттал III, последний пергамский царь, был как раз из таких.

Всю жизнь прожил он бобылем и так и не познал радости отцовства. Царя возбуждали только две совершенно различные вещи — власть и ботаника, причем явное предпочтение он отдавал ядовитой флоре.

В 138 году до Р. X. будущий монарх отравил своего старого дядюшку Аттала II Филадельфа — так не терпелось ему поскорее усесться на трон. Мнительный от природы, Аттал III с тревогой следил за тем, как тень римского владычества, накрывшая уже всю юго-восточную часть Европы, неумолимо приближается к его царству.

Аттал III еще был свидетелем того, как новые завоеватели из Италии вырвали из рук у преемников Александра некогда могущественную Македонию. Ничто, казалось, не в силах противостоять натиску завоевателей.

Стареющий царь, оставшийся без наследника и без поддержки, боялся, что его ждет та же участь. В данной ситуации оставалось только выйти навстречу римлянам и без боя сдать им державу, чтобы взамен получить прочный мир.

Не такая уж и большая это была уступка, но римляне благодаря ей сберегли силы и выждали время. Последний пергамский царь-узурпатор правил всего пять лет, и после его смерти царство автоматически превратилось в римскую провинцию Азия.

А уже через два года на побережье Черного моря родился Митридат VI Евпатор, по прозвищу Великий; период его правления окажется одним из самых долгих в истории античности. Этот заклятый враг Рима, точно так же, как и последний царь Пергама, испытывал огромную тягу к ядам и сыграл видную роль в токсиколого-политической истории последнего века до нашей эры.

Тем временем Рим, к тому времени уже могущественная держава, стал жертвой мощных внутренних потрясений, причиной которых в немалой степени послужила захватническая политика государства за пределами Апеннинского полуострова.

Республика переживала невиданный экономический кризис, связанный с постоянным притоком богатств. Военные трофеи, контрибуции, взимаемые с побежденных, иногда довольно внушительные, дань, которую платили новые римские провинции, — все это становилось по большей части собственностью немногих членов римского общества. Вместе с тем непрерывно росло число рабов, на которых в первую очередь ложилось бремя военных походов, все они были потенциальными мятежниками. Спартаку удалось даже на короткое время собрать этих отверженных под свои знамена. В Риме имелась также большая масса обедневших крестьян и разорившихся мелких собственников, которых, как и во все времена, манил мираж большого города. И пока римская армия переправлялась из Сицилии в Африку и на другие средиземноморские острова, маршировала по равнинам Испании, пробиралась через перевалы Южной Галлии и неумолимо приближалась к Восточной Европе, одряхлевшие республиканские структуры трещали по всем швам. Аграрные реформы терпели крах, и сами варвары подступали к стенам «вечного» города.