Правда, чтобы преследовать пруссаков, следовало знать или хотя бы подозревать направление их движения. Но предположения в этих обстоятельствах были столь немногочисленны, их было так нетрудно проверить при наличии тринадцати кавалерийских полков, а расстояния были столь незначительны, что времени на поиски ушло бы немного. Если разбитые в Линьи пруссаки отступили через Льеж на Рейн, следовало отправить для наблюдения за ними небольшое кавалерийское подразделение и забыть о них. Если они двинулись на Вавр, чтобы сражаться перед лесом Суань или за ним, они могли идти двумя дорогами: через Тийи и Мон-Сен-Гибер или через Сомбреф и Жамблу. Три кавалерийских разъезда, один на Намюр и два на Вавр, за несколько часов могли выяснить верное направление, и Груши, с которым Наполеон расстался в одиннадцать часов утра, к трем-четырем часам пополудни уже мог знать истинное положение вещей. К девяти он мог уже приблизиться к Вавру или перейти через Диль для более тесного сообщения с Наполеоном.
Ничего этого маршал Груши днем не сделал. Обладая зоркостью и силой на участке, он совершенно не распознавал общей направленности операций и не обладал прозорливостью офицера авангарда, призванного вести разведку. Так, он никого не послал разведать левый фланг от Тийи до Мон-Сен-Гибера, на дорогу, по которой выдвинулись Цитен и Пирх; не послал он разведчиков и направо на Жамблу и, расставшись с Наполеоном в Сомбрефе, помчался, не размышляя, на Намюр, где, как ему сказали, Пажоль подобрал беглецов и пушки.
Пока маршал опрометчиво несся в этом направлении, ему сообщили, что, объезжая местность поутру, конники заметили в направлении Жамблу множество пруссаков, которые, казалось, двигались на Вавр. Депеша, присланная Груши Наполеоном из Марбе, подтвердила эти сведения, и тогда он повернул на Жамблу, приказав пехоте следовать за ним. Пехотные корпуса Вандама и Жерара были приведены в движение только в три-четыре часа пополудни. Они, конечно, выиграли от задержки, ибо успели отдохнуть после тягот предыдущего дня, но лучше было бы направить их на Жамблу уже в полдень. В Жамблу они оказались бы, кстати, в любом случае, ибо городок находился на прямом пути в Вавр и сообщался с Льежем через старую римскую дорогу. Так они успели бы прибыть в Жамблу до грозы, которая в два часа затопила бельгийские равнины, и могли, передохнув в Жамблу, приблизиться к Вавру, если бы появились новые указания на то, что пруссаки последовали в этом направлении.
Жители Жамблу в один голос утверждали, что прусская армия отступает на Вавр, и их единодушие наверняка убедило бы человека не столь нерешительного, как Груши. Но поскольку по Льежской дороге подходил Бюлов и на ней обнаружились доказательства его прохождения, то сомнения маршала усилились и он совершенно потерялся в догадках. Первым напрашивалось предположение, что пруссаки хотят соединиться с англичанами, чтобы сражаться вместе перед лесом Суань или за ним; куда менее вероятным казалось их возвращение к Рейну; но труднее всего было предположить, что их силы разделились между двумя направлениями. Однако именно на последнем предположении остановился Груши под влиянием следов прохождения пруссаков, обнаруженных и на пути в Вавр, и на пути в Льеж. Но двойной след легко объяснялся тем, что головная часть колонны пруссаков направлялась к Вавру, а хвост колонны двигался от Льежа; потому-то признаки их присутствия и обнаружились на обоих направлениях. Маршал должен был руководствоваться другим соображением. Если бы он ошибся направлением, двинувшись в погоню за пруссаками на Вавр, вреда было бы немного, ибо он доставил бы Наполеону в своем лице сокрушительное подкрепление против англичан, предоставив пруссакам без помех вернуться на Рейн. И напротив, если бы он ошибся, выдвинувшись на Льеж, он позволил бы пруссакам спокойно дойти до Вавра и расположиться в непосредственной близости от англичан, предоставив им возможность общими силами одолеть Наполеона. Маршал, казалось, совершенно забыл, что его главная задача состоит в том, чтобы помешать пруссакам вернуться, когда мы будем сражаться с англичанами, хотя эта задача с очевидностью вытекала из устных инструкций Наполеона и самой природы вещей.