С плато стал спускаться тяжело раненный, весь окровавленный старик Фриан, чтобы сказать, что победа будет одержана несомненно, если новые батальоны поддержат первые. Он встретил Наполеона, который вел пять батальонов на штурм английской линии. Слушая Фриана, он не сводил глаз с правого фланга и вдруг заметил в направлении фермы Папелот около 3 тысяч всадников, ринувшихся по косогору. То были эскадроны Ванделера и Вивиана, почувствовавшие поддержку при виде прусского корпуса Цитена и поспешившие атаковать.
В самом деле, в то время как корпус Пирха отправился на поддержку Бюлова, корпус Цитена подошел на поддержку левого фланга Веллингтона. В мгновение ока конница Ванделера и Вивиана заполонила среднюю часть поля сражения. Наполеон, оставивший один из своих батальонов в каре на середине склона, помчался к остальным, чтобы и их построить в каре и предотвратить прорыв линии между Ла-Э-Сент и Планшенуа. Если бы конница гвардии осталась невредимой, он легко избавился бы от эскадронов Вивиана и Ванделера, очистив участок, подтянул к себе левый фланг и центр, занятые на плато Мон-Сен-Жан, отступил в правильном порядке к правому флангу и, собрав все остатки своих войск, заночевал бы на поле битвы. Но из всей кавалерии гвардии Наполеон сохранил только четыреста егерей. Четыре сотни храбрецов ринулись на эскадроны Вивиана и Ванделера, и даже потеснили ближайших всадников, но вскоре их самих оттеснил непрестанно нараставший поток неприятельской конницы. Полчища всадников в английских и прусских мундирах молниеносно заполонили всё поле сражения. Сформировав непоколебимые цитадели, батальоны французской гвардии поливали их огнем, но не могли помешать рассыпаться во всех направлениях. В довершение несчастья пехота Цитена, прибывшая вслед за прусской конницей, бросилась на дивизию Дюрютта, и так наполовину уничтоженную, захватила у нее фермы Ла-Э и Папелот и вырвала опорный пункт, вокруг которого поворачивала наша линия сражения.
Начались беспорядок и сумятица. Наши конники, удерживаемые на плато Мон-Сен-Жан неукротимой твердостью Нея, увидели, что их окружают, и отступили, чтобы не оказаться отрезанными от центра. Попятное движение на наклонном участке вскоре превратилось в безудержную лавину людей и лошадей. Вслед за кавалерией разбежались и остатки корпуса д’Эрлона.
Веллингтон, до сих пор только оборонявшийся, хмелея от радости, перешел в наступление и двинул свою линию на батальоны нашей гвардии, уже более чем наполовину уменьшившиеся. С левого и правого флангов двинулись на нас английская и прусская армии, предшествуемые артиллерией, изрыгавшей смертоносный огонь. Уже не скрывая поражения, Наполеон пытался всё же воссоединить беглецов вокруг батальонов гвардии, стоявших в каре. С отчаянием в душе и со спокойствием на лице он оставался под огнем, пытаясь удержать пехоту и поставить заслон половодью армий-победительниц.
Поскольку английская и прусская пехота продолжали сближаться, каре гвардии, сначала противостоявшие кавалерии, были вынуждены отойти, теснимые неприятелем и потоком беглецов. Наша армия, выказавшая в этот день сверхчеловеческое мужество, поддалась вдруг упадку сил, который следует обыкновенно за бурными переживаниями. Не доверяя командирам и веря только Наполеону, но потеряв его из виду из-за спустившихся на поле битвы сумерек, армия искала его и не находила, сочла убитым и предалась подлинному отчаянию. Он ранен, говорили одни, он убит, говорили другие, и при этом известии наши несчастные солдаты стали разбегаться во всех направлениях, думая, что их предали и что после смерти Наполеона им уже нечего делать в этом мире. Если бы оставался в целости хоть один корпус, который мог их воссоединить, образумить и показать живого Наполеона, они бы остановились, еще готовые сражаться и умирать. Но все до единого корпуса уже сражались, и несколько каре гвардии среди ста пятидесяти тысяч солдат неприятеля были подобны вершинам скал, которые захлестывает пеной бушующий океан. Солдаты даже не видели эти каре, тонувшие в волнах неприятеля, и в беспорядке убегали по дороге в Шарлеруа.