Остатки батальонов гвардии, оттесненные в ложбину, продолжали сражаться. В эту минуту и прозвучали слова, оставшиеся в веках, которые одни приписывают генералу Камбронну, а другие полковнику Мишелю:
Последним спустившись с плато Мон-Сен-Жан, Ней повстречал остатки отступавшей дивизии Дюрютта. Несколько сотен человек, включая часть 95-го полка под началом командира батальона Рюлье, отступали в полном вооружении. Генерал Дюрютт ушел вперед в поисках дороги, когда Ней, без шляпы, со сломанным мечом в руке, с разорванной одежде и с горсткой вооруженных людей, подбежал к ним, чтобы вновь повести на неприятеля. «Пойдемте, друзья, – сказал он, – посмотрите, как умирает маршал Франции!» Храбрецы развернулись и в отчаянии ринулись на преследовавшую их прусскую колонну. Они успели убить многих, но вскоре их одолели, и только двумстам из них удалось избежать гибели. Командир батальона Рюлье сломал древко, носившее полкового орла, спрятал орла под сюртук и последовал за Неем, спешенным в пятый раз и по-прежнему невредимым. Знаменитый маршал отступал пешком, пока какой-то младший офицер кавалерии не отдал ему лошадь, и тогда он догнал основную часть армии, которую спасла темнота, укрывшая погребальным саваном поле битвы, где покоились шестьдесят тысяч убитых и раненых французов, англичан и пруссаков.
Наши разбегавшиеся в беспорядке солдаты не переставали искать Наполеона, которого продолжали боготворить, хоть он и был главным источником их бедствий, и, сочтя его погибшим, разбегались быстрее. Наполеон не погиб чудом: ему, как и Нею, Провидение, похоже, готовило более поучительный конец. Успев бросить вызов тысяче смертей, он позволил заключить себя в каре 1-го гренадерского полка под началом командира батальона Мартено, и так шел среди раненых и старых гренадеров, исполненных решимости никому не позволять отнять его у них и не отчаивавшихся в судьбах родины, пока жив их генерал.
Что до самого Наполеона, он более ни на что не надеялся. Он двигался верхом в центре каре с мрачным, но бесстрастным лицом, проникая внутренним взором в грядущее, и в сегодняшнем событии видел нечто иное, нежели проигранную битву. Он выходил из глубокого размышления, только чтобы спросить о своих соратниках, некоторые из которых, впрочем, находились при нем, среди раненых. Не знали, что сталось с Неем. Знали, что Фриан, Камбронн, Мутон, Дюэм и Дюрютт получили ранения, и тревожились об их участи, ибо пруссаки истребляли всех, кто попадал к ним в руки. Только англичане (надо отдать им справедливость), хоть и не сохранили в этой жестокой войне всю гуманность, какой обязаны друг другу цивилизованные нации, уважали раненых. Они и подобрали Камбронна, получившего опаснейшие ранения.
Впрочем, в том каре, где двигался Наполеон, царило такое ошеломление, что шагали, почти не задаваясь вопросами. Только Наполеон обращался с немногими словами то к начальнику штаба, то к Жерому – они оба его не покинули. Порой, когда прусские эскадроны напирали слишком, делали остановку, дабы оттеснить их огнем, затем продолжали печальное и молчаливое шествие, прерываемое время от времени потоком беглецов или неприятельской конницы.
Так к одиннадцати вечера дошли до Женапа, где на мосту образовался затор из артиллерийских повозок. К счастью, реку в Женапе легко перейти вброд, и все бросились в воду к противоположному берегу. Река защищала беглецов, по одному перебиравшихся через небольшой водный поток, который не был препятствием для них, но стал препятствием для неприятеля, двигавшегося армейскими корпусами.