История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2

Он побеседовал с Антомарки о своем здоровье и позволил себя осмотреть, но лишь улыбнулся, услышав его мнение, и сказал ему, как и всем своим докторам, что предпочитает умереть от болезни, а не от медицины. Он потребовал, чтобы врач посетил гарнизонный госпиталь и посмотрел, какое воздействие оказывает климат на европейцев, лишь тогда, по его словам, он получит информацию, которая может оказаться полезной. Потом Наполеон поговорил с двумя священниками, которые показались ему простыми и невежественными людьми. «Именно такого выбора, – сказал он, – и стоило ожидать от дядюшки Феша. Всё тот же интеллект, всё та же проницательность. Этот врач ничего не знает, хотя думает, что знает много. Дядя напрасно трудился, посылая такого доктора тому, кто слушал только Корвисара! Я побеседовал с этими двумя священниками на религиозные темы – о чем еще говорить, когда смерть уже близко? – и этот единственный разговор лишил их сил. Мне нужен был знающий священник, с которым я мог бы поговорить о христианских догмах. Конечно, он не смог бы внушить мне большей веры в Бога, чем у меня уже есть, но он помог бы мне разобраться с некоторыми важными вопросами христианства. Как было бы хорошо подойти к могиле с полной уверенностью в католической религии! Но ничего подобного я не могу ожидать от двух моих священников. Правда, они в состоянии отслужить по мне мессу».

В Лонгвуде была большая столовая, которой Наполеон не пользовался: из-за разногласий между его товарищами он завтракал и обедал в одиночестве, чтобы не вынуждать их встречаться за столом. Но после отъезда госпожи Монтолон он обедал с Монтолоном в одной из двух комнат, в которых теперь обитал. Большую столовую он приказал переделать в часовню, и каждое воскресенье там служили мессу. Наполеон никого не принуждал ходить на службу, хотя хвалил тех, кто присутствовал, – а таковых было много; и эта служба на скале посреди океана приобрела для Наполеона необычайное значение, пробуждая в нем воспоминания детства. Он никогда никого не упрекал за пренебрежение религиозным долгом, но не терпел непочтительных слов на эту тему. Когда какое-то замечание молодого Антомарки вызвало его недовольство, он сурово отчитал его и сказал, обращаясь ко всем присутствовавшим: «Знаете, куда идут те, кто не ходят на мессу? К Калиостро или к мадемуазель Ленорман. Следует признать, что месса лучше».

Судно, на котором прибыли доктор и священники, привезло несколько ящиков с книгами. Несмотря на слабость, Наполеон потребовал, чтобы ящики открыли в его присутствии. Просмотрев несколько томов, он воскликнул, что здесь нет того, что ему нужно. Но на дне одного ящика был спрятан портрет герцога Рейхштадтского, который раздобыл принц Евгений. Наполеон с радостью схватил его, долго рассматривал и велел повесить в своей комнате так, чтобы он всегда был у него перед глазами. Потом он вернулся к книгам и чрезвычайно расстроился, не найдя томов Полибия, ибо очень хотел прочитать этого автора, главного историка Ганнибала. Он обнаружил несколько трудов по современной истории и читал их иногда с удовольствием, иногда в гневе; все поля были исписаны заметками.

С каждым днем состояние его здоровья вызывало всё бо́льшую тревогу. Из того, что говорил Антомарки, на Наполеона произвело впечатление единственное заключение, и то только потому, что совпадало с мнением О’Мира, Стокоу и его собственным: выходило, что физические упражнения в его случае жизненно необходимы и являются единственным средством, применение которого приносит хоть какую-то надежду на выздоровление. В общем-то, это было единственное лечение, в которое Наполеон верил и сам, но он по-прежнему не хотел выходить на прогулки в сопровождении офицера. Доктор Антомарки сказал, что прогулки верхом – хорошее упражнение, но не единственное, и работа в саду тоже весьма полезна для здоровья.

Он тотчас занялся новым видом упражнений, принуждая колонию следовать его примеру. Год 1820-й только начался, и стояла чудесная погода. Наполеон требовал, чтобы все в Лонгвуде вставали в четыре и, вооружившись лопатами, приступали к работе в саду. Никто не освобождался от этой обязанности, и все – от Бертрана до простых слуг, включая китайцев, – работали под его командованием. Это занятие всем доставляло удовольствие, разгоняя скуку изгнанников, но даже будь иначе, они бы не уклонялись от работы, потому что она приносила ощутимую пользу их императору. После нескольких дней таких упражнений Наполеону стало заметно лучше, и снова, как в конце предыдущего года, посвежевший цвет лица, уменьшение отеков, небольшое повышение аппетита и чуть менее частая рвота начали вселять надежду на выздоровление. Наполеон давным-давно перестал носить форму, оставил только белые кюлоты и шелковые чулки, а сверху надевал гражданский сюртук. Теперь всё это он сменил на одежду плантатора. Облаченный в костюм из легкой белой материи и соломенную шляпу и держа в руке трость, он руководил работами своих товарищей как командир инженерных войск.