"Почти въ каждомъ взъ гоголевскихъ типовъ можно найти такую типичность. Всегда выведенное имъ лицо интересно и само по себ, какъ извстная разновидность человческой природы, и кром того, какъ цльный образъ, по которому можно догадаться о культурныхъ условіяхъ, среди которыхъ онъ выросъ. Въ этомъ смысл Гоголь для своей эпохи былъ единственный писатель: ничей взоръ не проникaлъ такъ вглубь русской жизни, никто не умлъ придать такую типичность своимъ образамъ и, если въ оцнк художественнаго разсказа выдвигать на первый планъ эту способность писателя обнаруживать тайныя пружины окружающей его жизни, показывать намъ, какими общими теченіями мысли, какими чувствами, стремленіями, среди какихъ привычекъ живетъ не одно какое-нибудь лицо, a цлыя группы лицъ, изъ которыхъ слагается общественный организмъ, — если эту способность цнить въ бытописател-реалист, то, безспорно, исторію русскаго реальнаго романa придется начинать съ Гоголя".
Русская критика и въ оцнк "Мертвыхъ Душъ" разошлась кореннымъ образомъ; впроченъ, больше отзывовъ было восторженныхъ; тмъ не мене, русской критикой, какъ было уже указано (стр. 136 и др.), Гоголь былъ недоволенъ, — онъ желалъ обстоятельнаго разбора своей «поэмы», a услышалъ только ругань, или неумренныя восхваленія.
Булгаринъ призвалъ многое въ произведеніи Гоголя забавнымъ и смшнымъ, призналъ наличность умныхъ замчаній, но заявилъ, что вс эти счастливыя частности тонутъ въ странной смси вздора, пошлостей и пустяковъ. Въ общемъ, «поэма» показалась ему не совсмъ приличной и, во всякомъ случа, произведеніемъ несерьезнымъ. Гоголя онъ сравнилъ съ Поль-де-Кокомъ. Таково же отношеніе къ "Мертвымъ Душамъ" Сенковскаго, — онъ не отрицаетъ присутствія въ "поэм" легкаго остроумія, но не видитъ серьезной художнической наблюдательности: "стиль его грязенъ, картины зловонны", — говоритъ придирчивый критикъ, — правды русской жизни онъ въ поэм не нашелъ. Полевой, застарлый романтикъ, не могъ переварить гоголевскаго реализма и призналъ въ "Мертвыхъ Душахъ" — грубую карикатуру, которая перешла за предлъ изящнаго. Произведеніе это онъ называетъ "неопрятной гостинцей", "клеветой на Россію". "Сколько грязи въ этой поэм! — продолжаетъ Полевой. — И приходится согласиться, что Гоголь — родственникъ Поль-де-Кока. Онъ — въ близкомъ родств и съ Днккеесомъ, но Диккенсу можно простить его грязь и уродливость за свтлыя черты, а ихъ не найти y Гоголя".