История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

Причины паденія Бориса.

Народъ осудилъ въ его лиц преступника; народъ не далъ Борису себя купить, — и тогда онъ не сумлъ подавить въ себ чувства злобы къ этой "неблагодарной черни", не сумлъ понять, что мелкому эгоистическому чувству обиды не можетъ быть мста тамъ, гд судьба произноситъ свой неумолимый приговоръ. Подъ вліяніемъ этого чувства онъ длается подозрительнымъ, мрачнымъ, даже суровымъ: казни, пытки, шпіонство, — вотъ, къ чему прибгаетъ Борисъ для упроченія своего колеблющагося престола, — отъ прежняго, широкаго и свтлаго, пониманія своего положенія "царя-слуги народа", — онъ переходитъ къ эгоистическимъ стремленіямъ удержать престолъ за сыномъ. Въ предсмертной рчи своей онъ даетъ сыну совтъ, какъ хитре провести своихъ подданныхъ.

Дти Бориса погибли, какъ искупительная жертва зa преступленія отца, — не обманъ народа и бояръ, не самозванецъ погубили его дло, — обманъ имлъ успхъ лишь, какъ орудіе той грозной силы, съ которою не поладилъ Годуновъ. И самозванство названнаго Димитрія, по взгляду Пушкина, было ясно для всхъ. Плнникъ, на вопросъ Отрепьева:

"Ну, обо мн какъ судятъ въ вашемъ стан?"

— отвчаетъ:

"А говорятъ о милости твоей,Что ты, дескать, (будь не во гнвъ!), и воръ,

A молодецъ…".

Боярская среда, подготовившая паденіе Бориса и торжество Самозванцу, тоже совершенно никакой вры къ нему не питала (слова Bac. Шуйскаго, Пушкина и др.). Какъ только Бориса не стало, и сынъ его лишился престола — Самозванецъ сыгралъ свою роль. "Раньше, или позже, онъ долженъ былъ удалиться съ исторической сцены, снявъ свой театральный костюмъ, захваченный изъ казны московскихъ государей. Убійство, совершенное рьяными сторонниками Самозванца, не замедлило обнаружить истинное народное настроеніе, скрывавшееся за кажущйся успхомъ мнимаго Дмитрія. "Народъ въ ужас молчитъ". Въ этомъ указаніи Пушкина приговоръ надъ Самозванцемъ уже произнесенъ.

Василій Шуйскій.

Интереснымъ лицомъ въ драм является Василій Шуйскй, этотъ "лукавый царедворецъ", хитрый и коварный интриганъ — созданіе Смутнаго времени, которое пріучало людей, ради собственнаго спасенія, лавировать среди всевозможныхъ случайностей тогдашней жизни. По отношенію къ Борису онъ ведетъ сложную и хитрую политику: онъ наговорами и намеками, тайными злыми рчами возбуждаетъ ненависть въ сред русскаго боярства противъ Годунова, — и, въ то же время, онъ уметъ такъ вкрасться въ довренность Бориса, что тотъ, при всей своей подозрительности и недоброжелательств къ Шуйскому, передъ смертью на него указываетъ сыну, какъ на такого совтника, котораго онъ долженъ приблизить къ себ. Ненавидя Годунова отъ всей души, называя его "вчерашнимь рабомъ", «татариномъ», "зятемъ палача", — Шуйскій оказываетъ услуги Годунову и льститъ ему, чтобы, вкравшись въ его довріе, ловче погубить его. Когда онъ чувствуетъ себя въ безопасности, онъ не можетъ отказать себ въ удовольствіи тонко мстить Годунову: онъ подробно разсказываетъ ему о томъ, какой видъ имлъ убитый царевичъ; видя, что каждое его слово терзаетъ измученное сердце Бориса, онъ затягиваетъ свой разсказъ, наслаждаясь муками ненавистнаго человка. Это — месть злобнаго раба, душа котораго чужда благородства, который не знаетъ милосердія, отъ котораго ждать пощады нечего…

Дмитрій Самозванецъ.

Совершенную противоположность Шуйскому представляетъ собою Самозванецъ. Это — смлый авантюристъ, которому душно и тсно въ монашеской кель, котораго мечты влекутъ къ жизни шумной, полной всякихъ впечатлній… Ради этихъ впечатлній онъ смло вступаетъ на путь, который можетъ его привеств къ плах. Но смерти онъ не боится. Онъ беззаботно и смло смотритъ въ жизнь и старается отъ нея взять все, что можно, безъ всякихъ хитроумныхъ плановъ. Когда онъ беззаботно пируетъ въ замк Мншка, онъ готовъ забыть вс свои зати, — и всей душой отдается веселію, когда онъ влюбляется въ Марину, — онъ не думаетъ ни о чемъ, кром своей любви, и съ беззаботвой смлостью открываетъ ей вс свои тайны. Пораженіе его не огорчаетъ въ такой мр, какъ смерть его любимаго коня. Впрочемъ, эта самоувренность и безпечность — врный залогъ успховъ въ борьб съ запуганнымъ, истерзаннымъ-морально Борисомъ.

Самозванецъ — "рыцарь минуты", орудіе рока, которому суждено было покарать Бориса и затмъ безслдно исчезнуть,[39] надленъ и умомъ, и благородною гордостью, и любовью къ родин, и, кром всего этого, той богатой фантазіей, которой былъ такой запасъ y гоголевскаго Хлестакова… Въ разговор съ Мариной, онъ можетъ такъ увлечься своей ролью, что говоритъ съ ней языкомъ прирожденнаго царевича. Онъ понимаетъ ясно что, въ рукахъ Польши и іезуитовъ, онъ только удобное оружіе противъ Россіи, и что до его самозванства имъ равно никакого дла нтъ; передъ сраженіемъ онъ мучится мыслью, что враговъ родины ведетъ проливать кровь своихъ единоземцевъ. Но всхъ этихъ качествъ мало для того, чтобы усидть на престол, путь къ которому политъ кровью.