Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

Хиллери, который сделал обзор огромного количества литературы в этой области, стараясь найти в ней определения community, утверждает, что большая часть исследователей приписывает локальному сообществу три основные черты: (a) территория; (б)

 социальное взаимодействие; (в) существование прочной связи между членами. Только относительно немногочисленные авторы рассматривали или только саму совместную территорию, или одни только отношения между людьми[285]
. Сконструированная подобным способом категория не могла быть однозначной, так как в зависимости от ориентации исследователя акцент делался уже то на объективных показателях локального сообщества, то на определенных установках, убеждениях и верованиях принадлежащих к ней людей – на их коллективном, так сказать, сознании, которое, впрочем, не только описывалось, но и подвергалось оцениванию[286]. Как замечают Минар и Грир, «понятие локального сообщества (community
) является неотъемлемым от человеческих действий, целей и ценностей. Выражает оно нашу туманную грусть по общности желаний, по объединению с людьми вокруг нас, по распространению родственных связей и дружбы на всех, с кем бы ни связала нас совместная судьба»[287].

Иначе говоря, понятие community граничило, с одной стороны, с понятием экологической популяции, территориального объединения, аналогичного скоплению растений или животных, с другой же стороны, с понятием определенного нравственного порядка, который существовал, например, в греческом полисе, или с таким, какой Тённис приписывал идеально типологическому Gemeinschaft. Двузначность эта представляется результатом того факта, что интерес социальных мыслителей к проблематике местных сообществ возник вместе с констатацией разложения общественных связей определенного рода по мере успехов капитализма, урбанизации, индустриализации и т. д. Исследования «изначальных групп» начались тогда, когда обнаружили, что эти группы находятся в состоянии кризиса и необходимы серьезные усилия с целью их реставрации, поиска каких-нибудь новых институтов, которые были бы способны выполнять похожие функции[288]

.

В зависимости от того, становилось ли предметом интереса местное сообщество как извечное явление соединения людей с определенной территорией или же местное сообщество как традиционная форма объединения, находящаяся под угрозой из‐за развития современного общества, ученые занимались либо своеобразием всех человеческих скоплений этого типа, либо контрастом между городом и деревней, старым городком и современной метрополией, Gemeinschaft и Gesellschaft, community – нравственным сообществом и community – симбиозом организмов, сосредоточенных в одном пространстве. Изначальная многозначность термина была тесно связана с непрерывными колебаниями между описанием и нормой, фактом и идеалом, научной объективностью и реформаторской страстной увлеченностью, поэтому даже те авторы, которые, как и Парк, предпринимали попытки сделать однозначным термин community, не были в этом отношении последовательными.

Ошибкой было бы восприятие всех текстов, посвященных локальным сообществам, с точки зрения осмысленного отказа от занятий значимыми общественными проблемами. Здесь речь идет скорее о том, что в США проблемы эти были довольно долго прежде всего проблемами самоуправляющихся и со многих точек зрения самодостаточных местных сообществ – тех городков, о которых писал Веблен: «Городок американского сельскохозяйственного региона представляет собой совершенный расцвет способности помочь себе самому и самому справиться со своими проблемами в американском масштабе. Он может называться Spoon River, или Gopher Prairie, или Emporia, Centralia либо Columbia. Модель остается в принципе неизменной ‹…› Городок – это один из великих американских институтов, наверняка самый значимый, в том смысле, что он играл и продолжает играть важнейшую роль в формировании общественного духа и духа американской культуры»[289].

Веблен понимал, что рубеж XIX и XX веков был временем кризиса этого института. Последующие исследователи местных сообществ отдавали себе отчет в том, что этот кризис продолжал углубляться. Поэтому кажется вполне понятным, что прежде всего они старались ответить на вопрос, как процессы, создающие современную Америку, преломляются в Middletown, Plainville, Jonesville, Yankee City и десятках и сотнях подобных населенных пунктов. Американская социология межвоенного периода была иногда драматическим, с отголосками сожаления о минувшем «духе города Middletown» вопросом о том, какая судьба ожидает эти ценности, традиционным местом пребывания которых было прежнее community. Социологию эту характеризовала очарованность новым миром большого города и промышленности, соединенная с ностальгией по гибнущему миру локального сообщества.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука