Линд справедливо писал, что «‹…› исследование без точки зрения невозможно. Если бы наука была только фотографией, то она остановилась бы на месте, придавленная массой недифференцированных и неорганизованных подробностей. Наука зависима от впечатлительности исследователя и его способности представления фактов в их взаимной связи. Мировоззрение исследователя непосредственно влияет на выбор и формулировку вопросов, задать которые он считает важным»[281]
.Следует принять, что в основе социографических исследований всегда лежала какая-нибудь теория, хотя она могла быть незаметной для тех, которые, как писал Хьюз, «‹…› привыкли пить свою теорию в форме чистого философского отвара без эмпирических примесей соков жизни»[282]
. Эта теория не должна была быть верной, она не должна непременно подходить для того, чтобы иметь продолжение сегодня, тем не менее нет повода отказывать ей в том, чтобы называться теорией, тем более что и сегодня слово «теория» применяется в социологии со значительной свободой.Пробуя дать себе отчет, в чем заключается эта теория, нужно прежде всего принять во внимание две вещи: (а)
ее тесную связь с эмпирическими исследованиями (в этом отношении непосредственным предшественником обсуждаемых в данном разделе авторов был, несомненно, Томас); (б) ее сосредоточенность на проблематике местного сообщества (community).Так же как социальный прагматизм поднял новую во многих отношениях тему социальной личности, так и представители американской эмпирической социологии затронули тему местного сообщества и сделали ее центральной темой социологии. Новизна этой темы была, конечно, относительной, потому что начиная с консерваторов начала XIX века общественные мыслители неоднократно занимались небольшими общинами, из которых складывается каждое общество.
Представители американской описательной социологии сделали эти общины контекстом исследования всех общественных процессов. Они исходили из предположения, что «‹…› местное сообщество (community) в определенном смысле является местом, где личность встречается с более широким общественным кругом и культурой. Именно в своей местности на протяжении большей части истории человечества, а в значительной степени и сегодня индивид находится в отношениях с институтами своего общества, с присущими ему способами выражения религиозных чувств, регулирования поведения, семейной жизни, социализации молодежи, зарабатывания на жизнь, выражения эстетических оценок. Свежие яйца в местном магазине, богослужения в местной церкви, центры развлечений, возможности трудоустройства, улицы и дороги, ведущие ко всему этому, школа для детей, организации, к которым принадлежишь, друзья и родственники, которых навещаешь, – все это, а также вся жизнь ежедневно является в большой степени функцией данной территории. Способ самоорганизации людей в локальных группах для обеспечения себе того, в чем они нуждаются в повседневной жизни, является оригинальным объектом исследований локального сообщества»[283]
.В отношении более ранних общественных теорий – как правило, скорее макросоциологических, чем микросоциологических – исследования эти представляли собой серьезное смещение и ограничение интересов. У них был не только собственный объект исследования, но и специфические методы и теории.
Говоря о локальных сообществах как об объекте интересов социологов, мы в определенной степени вводим здесь однозначное понимание термина community, имеющего гораздо более богатую ассоциативную ауру, чем у его выбранного нами польского эквивалента[284]
. Потому что английский (а еще более американский) термин community может означать – подобно немецкому Gemeinschaft, французскому la communauté и так далее – почти любой коллектив (употребляется он, например, также по отношению к этническим, профессиональным группам и т. д., организациям типа армии, церкви или профессионального союза и др., то есть в достаточно неопределенном значении польского слова «сообщество»), но даже если мы оставим в стороне эти его применения, то у слова и без них есть два во многих случаях особых значения, а именно оно означает как