История царствования императора Александра I и России в его время. т.6

также торжественно сознав великодушную умеренность Россійскаго Монарха, старался однакоже выказать важность уступок сделанных Портою, как ряд фактов, могущих удовлетворить требованія Императора Александра и склонить Россію к возстановленію дипломатичееких сношеній съТурціей. Он обещал, что Англія употребить ьсевозможныя средства, дабы побудить диван к отмене всего того, что нарушало мир и согласіе между обеими державами. На другой день, Татиідев объявил, от имени Императора Александра, чго „дружественныя чувства его союзников внушали в нем такое доверіе, что он совершенно предоставляет их благоразумію попеченіе о дальнейших перегово-

рах»(¹⁴).

Несколько дней спустя, Александр, беседуя с Шатобріаном, сказал ему: „Я очень рад, что вы, побывав в Вероне, можете быть безпристрастным свидетелем наших действій. Неужели вы думали, как уверяют наши непріятели, что Священный Союз составлен в угоду властолюбію? Это моглобы случиться при ирежнем порядке вещей; но в настоящее время станем-ли мы заботиться о каких-либо частных выгодах, когда весь образованный мір подвергается опасности? Теперь уже не может быть более политики англійской, французской, русской, прусской, австрійской; теперь—одна лишь политика общая, которая должна быть принята народами и государями для блага всех и каждаго. Я должен первый пребыть верным тем началам, на коих я основал союз. Представилось испытаніе -возстаніе Греціи. Ничего не могло быть более выгоднаго для меня и моего народа, более согласнаго с общественным мненіем в Россіи, как религіозная война нротив Турок; но я

видел в волненіях Пелопоннеса признаки революціи и—удержался. Чего не делали, чтоб разорвать еотоз? То внушали мне предубежденія, то старались уязвить мое самолюбіе; то оскорбляли явно. Но меня очень плохо знали, если думали, что мои }бежденія зависели от тщеславія, либо могли уступить желанію мщенія. Нет! Никогда не оставлю я монархов, с которыми нахожусь в сонме. Государи имеют право заключать явные союзы для защиты от тайных общесть. Да и что может увлечь меня? Нуждаюсь-ли я в увеличеніи моей имперіи? Провиденіе дало в мое распоряженіе восемьсот тысяч солдат не для удовлетворенія моего властолюбія, а чтоб я покровительствовал религіи, нравственности и правосудію, и охранял начала порядка, на коих зиждется человеческое общество" (^І5

).

Едва лишь конгрес окончил совещанія поделам Востока, как раздался голос угнетенных Греков, взывающій к Европе о помощи, во имя истинной веры и страдающаго человечества. Граф Метакса, прибыв с греческою депутаціей в Италію, желад ходатайствовать на конгресе за своих братій, не ему было в том решительно отказано. Донося о понесенной им неудаче временному правительству, Метакса советовал не соглашаться на перемиріе и на сомнительным ручательства, предлагаелыя Портою. Б тоже время Колокотрони убеждал Греков: „не надеяться ни на кого, кроме своих мечей и ружей" (^1С).

В продолженіи первых двух лет возстанія Греков (1821—1822 г.), политика Англіи постоянно была враждебна им. Лорд Лондондерри (Кестельри) видел в них скопище мятежников. Когда-же министерство иностранных дел перешло в руки Канниша, он принял совершенно иную систему.

и вскоре Странгфорд, из полученной им инструкции, убедился, что новый министр далеко оставит за собою и домогательства оппозиціи в пользу Греков и нерепштельныя требованія русскаго правительства. По словам лорда Каннинга: „Англія не могла равнодушно смотреть на участь христіанскаго народа, в продолжен іи нескольких веков стенающаго под игом варваров. Король желает, чтобы великобританскій посол вступился за Греков, как за христіан, потребовал от Порты немедленнаго исполненія обеіцаній, данных министрам союзных держав. и поставил на вид дивану, что, в случат, отказа исполнить их требованіе, Англія не может долее оставаться в дружественных отношеніях с Портой (¹⁷

).

Тем не менее однакоже возобновленіе дипломатических сношеній между Россіею и Портою не Яодвинулось ни на шаг, потому что в отношеніи к главному предмету переговоров — успокоенію Греціи, диван ограничился принятіем на себя обязательства — „доказать цельпгь рядом действій, в какой степени европейскія державы могли положиться на благоразуміе и умеренность турецкаго правительства". Такое неопределительное обеіцаніе, как и должно было ожидать, подало повод к новым недоуменіям и несогласіям. Император Александр имел справедливую причину жаловаться на то, что Турки оставили в Княжествах двух военачальников, независимых от господарей, с тремя тысячами человек милиціи. Диван отговаривался необходимостью прекратить грабежи разбойничьих шаек и предупредить новыя покушенія гетеристов собиравшихся в Бессарабіи; но не мог отрицать, что обязательство, им на себя принятое, не было исполнено, и что содержаніе валахской милиціи,