…Все, словно повинуясь какому-то приказу, приглашают вас туда каждый день недели то позавтракать, то пообедать.
В этой жарище, в этой пыли, в этой вони, в этой толпе подвыпившего, потного простонародья, среди обрывков сальной бумаги, валяющихся или летающих по ветру, среди запахов колбасы и пролитого на скамейках вина, среди дыхания трехсот тысяч ртов, благоухающих всем, что ими съедено, среди скученности, толкотни, давки всех этих разгоряченных тел, в этом смешавшемся поте всех народов, усеивающих своими блохами все дорожки и все скамейки, еще можно было раз-другой с брезгливостью и с любопытством отведать стряпни воздушных трактирщиков – я готов был допустить это, – но меня поражало, что можно ежедневно обедать в такой грязи и в сутолоке, как это делали люди хорошего общества…
Как видим, по доброй воле Мопассан никогда не стал бы обедать в таком заведении.
О том, как воспринимали Эйфелеву башню законодатели вкусов конца XIX века, можно судить по воспоминаниям Лоренса Хаусмана «Эхо Парижа» (1923). В конце сентября 1899 года Оскар Уайльд и несколько его английских друзей сидели в кафе на площади Оперы:
– В Париже можно загуляться, но нельзя заблудиться, – заметил Уайльд.
– Потому что есть Эйфелева башня?
– Да. Отвернитесь от нее – и весь Париж перед вами. Посмотрите на нее – и Париж исчезает.
Легко догадаться, что Уайльд не был рад такому ориентиру.
Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью
10 мая 1962 года Хрущев выступил на совещании работников железнодорожного транспорта:
– В одной из советских песен сказано: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Очень хорошо сказано, хорошие слова! Применяя их к нашему времени, мы говорим: мы рождены, чтобы выполнить великую Программу нашей партии.
Речь шла о песне «Все выше» («Авиамарш»), написанной весной 1923 года поэтом Павлом Германом на музыку Юлия Хайта. В словах «сказку сделать былью» вместился весь утопический пафос раннесоветской идеологии. В годы позднего сталинизма этот пафос сильно поблек, а в годы хрущевской оттепели пережил второе рождение. После полета Гагарина слова «Преодолеть пространство и простор» засияли новыми красками.
Осенью 1964 года Хрущев был смещен. Новый курс клонился скорее к «реальному социализму»; сказочное коммунистическое завтра становилось вчерашним днем. Зато все заметнее – если не для всех, то для некоторых, – выступали абсурдные черты советского бытия.
Именно тогда родилась фраза «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью». Судя по всему, ее автором был художник и литератор-концептуалист Вагрич Бахчанян (1938–2009), живший в то время в Харькове. Вот его собственное свидетельство:
На эту фразу уже накопилось довольно много авторов. Ее и Арканов, например, повторял. А родилась она довольно давно, еще в Харькове, когда у нас впервые вышел Кафка. Еще при Хрущеве. У меня есть свидетели: [Эдуард] Лимонов и [Юрий] Милославский – это была одна компания. И вот кто-то пришел с Кафкой, говорит: Кафку купил! И я тут же выпалил: мы рождены, чтоб Кафку сделать былью. Это было году в 64-м.
В другом интервью Бахчаняна есть и такая деталь: «Мы были чуть навеселе – это самое лучшее состояние, когда не пьян, а чуть навеселе. Полтора-два стаканчика – и ты в самом лучшем состоянии, чтобы заниматься словотворчеством» («Новая газета», 16 июня 2003 г.).