Итальянский футуризм. Манифесты и программы. 1909–1941. Том 1

Кое-кто из тех, кто думает, что знает меня, вероятно, удивится, увидев меня здесь среди футуристов, готового выть с волками и смеяться с сумасшедшими (отлично). Но я, зная себя гораздо лучше, чем кто-либо другой, отнюдь не удивлён, обнаружив себя в такой дурной компании (браво!). С тех пор как десять лет назад я бежал из дома погибели, коим являются школы (первые крики), чтобы выбросить всё накопленное в долгом и одиноком заключении, у меня всегда была скверная привычка принимать сторону сумасшедших против мудрецов. Быть с теми, кто поднимает шум в поле, и против тех, кто хочет установить опасный порядок и смертельное спокойствие, с теми, кто затевает драку, и против тех, кто наблюдает за ней из окна (разные крики). Меня называли шарлатаном, меня называли хулиганом, меня называли хамом

(хорошо!). И я с постыдной радостью получал все эти оскорбления, которые в устах тех, кто их произносил, становились великолепными похвалами. Я хулиган – это архиверно (доподлинно!). Мне всегда нравилось разбивать окна и морочить голову¹ другим (огромный шум голосов), и в Италии есть славные черепа, на которых ещё видны свинцовые шишки от моих ударов (протесты, некоторые дамы встают).

Увы, в нашей дорогой стране нет парвеню и недостаточно интеллектуального хулиганства. Мы в руках буржуа, бюрократов, академиков, размазней, копуш (смущённый шум). Нам недостаточно открыть окна – нужно высадить двери. Недостаточно журналов – требуются пинки ногами (иронические одобрения). Из-за этого моего состояния духа, из-за моей прирождённой и непобедимой склонности к интеллектуальной наглости я, не будучи футуристом (припадочный смех), не мог не принять приглашение Маринетти прийти сюда, чтобы присоединиться к шутам-крикунам перед столькими серьёзными людьми

(это – так!).

Я уже написал и напечатал всё плохое и всё хорошее, что думаю о футуризме², и не хочу повторяться. Однако остаётся важный и базовый факт, что в этот момент в Италии нет никакого иного живого и смелого движения авангарда, нет другой возможной и терпимой компании для души разрушителя, для души, иссушённой вечным вчера и влюблённой в божественное завтра. Остаётся серьёзнейший факт, господа мои, что среди этих поднятых на смех футуристов есть подлинно талантливые люди, которые стоят гораздо больше тех грациозных шимпанзе, которые смеются им в лицо (животный вой).

Этих оснований мне было достаточно, чтобы бросить вызов позору, который может пасть на мою взбалмошную голову, отсюда – мой жест симпатии и, если хотите, солидарности (волнение в партере).

К тому же если я должен поведать вам всю правду, я принял приглашение с определённым удовольствием, не без дрожи радостной злобы, поскольку речь шла о том, чтобы приехать именно в Рим (спасибо!). Не ожидайте, что я сейчас запою провинциальную песнь любви к нашей славной столице, благодатному городу, из которого выходили Орлы на завоевание мира и оставались для охраны гуси (дикие крики). Напротив. Многие годы я испытываю к Риму, нашей дорогой и великой столице, отталкивающее чувство, которое в некоторые моменты доходит почти до ненависти (Уходи\). Я говорю не о городе Риме, в котором есть прекраснейшие части и вещи, но о том, что Рим олицетворяет собой в теории, в истории, в Италии (газетный гомон). Я не раз публично выражал эту глубокую антипатию к граду всех риторик, но сегодня я испытываю редкое удовлетворение, особое сладострастие от возможности сказать некоторые вещи именно здесь, в сердце священного города всем чичероне и всем профессорам (перекрёстные оскорбления).