Ее жизнь — роман. Она родилась в загородном доме в Сассексе, в Англии, в час чаепития, по словам ее бабушки, или в час коктейля, по словам ее матери, Максим де ла Фалез. Она происходила из одной из таких семей, где женщины, красивые и разоренные, выходили за мужчин сами, а не наоборот, с романтической прилежностью к долгу, что как нельзя естественнее поддерживало их в одиночестве, мечтаниях и запрещенных играх. Элегантные даже в молчании, их мужья процветали в английских садах как поздние цветы. Кто был ее дедом по материнской линии? Лорд Освальд Берлей, официальный придворный художник, фаворит королевы Марии. Отец Лулу? Граф Ален де ла Фалез, один из столпов жокейского клуба, «очень красивый, маленький, с чудесными ногами, хилым туловищем и очаровательным ртом», по словам Максим де ла Фалез, его жены. Поступившая в семнадцать лет на
А что Лулу? «Она родилась в ванной, пока я делала перевод для одного модного журнала. Aлен подносил мне маленькие ватные тампоны с нашатырем, которые обжигали мне нос». Лулу признавала: «Англичане не любят физические контакты». Когда она хотела поцеловать бабушку, та отступала от нее, крестясь на ходу. Лулу выросла с прирученными монстрами, которые пугали ее по ночам и в конечном итоге стали ее «приятелями». Она научилась многое воображать, как другие учились читать: она была самоучкой. Помещенная в дом к одной «религиозной» паре в департаменте Сены и Марны, она выросла в мире, достойном фильма-триллера «Ночь охотника». «Жена была бретонкой. Муж — родом из Лилля. Она чуть не стала монашкой: однажды на нее рухнула церковь, и у нее была парализована спина. Ей пришлось отправиться в Лурд, чтобы снова научиться ходить. Чтобы отблагодарить Бога, она вышла замуж за этого человека. Он был скаутом. Во время войны он был схвачен за то, что помочился на одного нациста». Голос Лулу дрожал от страха, тело ходило ходуном, сотрясаясь от воспоминаний: «Я была старшая сестра. Алексис был младший брат и католик. Я была язычницей и писала молитвы ветру, а он твердо верил в Пресвятую Деву. У меня не было этих нагромождений».
Независимость, приобретенная, несмотря ни на что, дала ей недюжинную силу. «Дети легко ладят с безумием. Оно делает нас находчивыми», — объясняла Лулу, Флобер же писал, что безумие «делает мужественным». Лулу пересекала миры, сочиняя своих персонажей. У нее была красота женщин, которые стали красивыми позже других. Когда она что-то рассказывала, ее слова рисовали мир за гранью добра и зла, это было ни ложью, ни мечтой. В подростковом возрасте девочка бродила в мечтах по замку маркиза де Сада. Исключенная за недисциплинированность из французского лицея в Нью-Йорке, она работала в галерее Йоласа, «грека с сорока тысячами золотых и бриллиантовых ожерелий». Потом мать вернула ее в Лондон, чтобы торжественно выдать замуж за ирландца Десмонда Фицджеральда. Мать невесты, леди Берлей, дала по этому случаю бал на семьсот гостей. «У него было огромное имение и ни копейки денег. Американцы приезжали на целый день. Мой муж произносил речи, а мы сходили с ума».
Она никогда не срывалась, даже в тех пожарах, которые она разжигала на своем пути: ревность гомосексуалистов, невероятные свидания, головокружение у соблазненных ею женщин — как Ира Фюрстенберг. «У меня никогда не было необходимости в сексуальном освобождении. Я всегда появлялась в кругу общения, где царила двойственность, а такие люди между собой братья». С Ивом у них возникло мгновенное понимание: «Ему нравилось делать глупости. Бетти (Катру) была такая же».
С заостренным лицом и андрогинным телом, Лулу, как галантно говорил о ней Фернандо, погружала «голову в образы, а ноги в землю. Она немного была похожа на большое дерево с крепким корнем, а верхушка терялась в звездах». Ее поведение менялось с ловкостью хамелеона. Ей не нужно было сжигать свой лифчик: она не знала, что это такое. «Долгое время я думала, что я мальчик. Я отказывалась надевать юбку, пока меня не заставили силой. Мне было стыдно надевать высокие каблуки». Лулу очаровала Ива. Приходя в гости на площадь Вобан, она стала «другом обоих». Несомненно, благодаря дружбе с Лулу, Ив Сен-Лоран мог с уверенностью высказывать свое мнение о женщине и ее гардеробе: «У нее должен быть ум, воображение. Всегда можно все трансформировать». Пришить кайму к юбке? «Нет, о нет, какой ужас! Я не знаю. Ну, отрежьте кусок и сделайте тунику. Смените аксессуары. Добавьте колготки тон в тон. Нынешняя мода — это, прежде всего, мировоззрение и поведение»[494]
.