Ив Сен-Лоран

«Когда я приехал, — вспоминал Кензо[505], — все женщины носили бежево-коричневые тона». Новые светские личности, определявшие моду, — это женщины из мира бизнеса, финансов и политики: Франсин Гомес[506] (Waterman

), Жильберта Бо («лучший банкир Парижа»). Начиналась эпоха президента Помпиду. Будущее было за практичной женщиной с дезодорантом Rexona. Теперь это женщина в стиле «Формулы-1», которая одевалась в брюки, в легкие рубашечки, футболки на лямках, покупала журнальные столики из акрила, мечтала о «спокойном доме» с кухней в виде лайнера и с прозрачными кастрюлями, совершала покупки в торговых центрах с кондиционером в коротких брюках-капри и сапогах на молнии.

Вот реакция Сен-Лорана: «Я выбрал этот костюм из своей последней коллекции, это настоящий мужской костюм, который сможет представить женщину будущего. Я думаю, что через двадцать лет он будет не менее подходящим: тело завтрашней женщины развивается в направлении стройного, утонченного, андрогинного силуэта, который все ближе к телу подростка, и эта двусмысленность дает свой шарм и обольщает. Настоящая современная одежда в сегодняшнем женском гардеробе — это брюки. Почему завтра этой одеждой не может быть костюм? Элегантный, ироничный и полный юмора способ подтвердить свое раскрепощение».

Ив Сен-Лоран не принимал участия в дебатах профессионалов: за или против длинного платья. «Заставить нас постареть на десять лет за неделю — это сильно», — жаловался представитель лагеря «против длинного платья». «Для нас Сен-Лоран — показатель», — отвечали производители, которые не очень хорошо разобрались в ситуации. Paris-Match

писал: «Кутюрье делятся на три клана: „короткие“ (Унгаро, Курреж), „полумеры“ (Карден, Диор) и „длинные“ (Сен-Лоран)».

Между улицей и модельерами союз был расторгнут. Впрочем, моду стали запускать бутики. Кензо открыл свой бутик Jungle Jap в январе 1970 года в пассаже Шуазель. Он встряхнул сонную столицу, запустил на дефиле манекенщицу в свадебном платье и эспадрильях в галерее, расписанной водяными лилиями. Он срывал аплодисменты публики в фольклорной деревенской атмосфере. Кензо — это цвет, это веселье смешивания, когда «все со всем сочетается». Его лозунги: «Мы сами создаем деревянные сабо» и «Мы работаем в коллективе». Всех девушек звали Пом или Мэри. Индейские пончо, футболки, афганские сумки и джинсовые комбинезоны, «откопанные на рынке Сен-Тропе за десять монет», представляли новую моду: это был переворот в стране «Соединенные Штаты Женщин», организованный еженедельником Elle.

1 августа 1970 года по Парижу шествовала демонстрация с криками: «Длинные платья — это короткие идеи! Длинные платья — это несчастные мужчины! Длинные юбки — это предательство!» Ив Сен-Лоран думал, что он покончил с подобными дебатами, но ему все же пришлось оправдываться: «Очевидно, определенная длинная одежда стареет. Если просто удлинить юбку, это будет невыносимо, будет ощущение, что мы вернулись в 1950 год. Длинное платье — это совсем другая вещь. Надо все трансформировать. Ткани стали мягче, надо, чтобы они двигались вместе с телом, чтобы ощущались нога, бедро»[507]

.

Женщина Кензо свежа и весела: она стояла обеими ногами на земле. Женщина Куррежа пребывала в космосе: на его белом подиуме смеялись, танцевали, толкались. С другой стороны, у сестер освободительного движения были все основания обвинять среди других этого кутюрье, чересчур богатого, слишком красивого, очень знаменитого и ко всему слишком буржуазного: «Мы видим, что Сен-Лоран работает с деньгами какого-то капиталиста, — говорили его недоброжелательницы. — Должно быть, у него была какая-то любовная неудача этой зимой, и он, наверное, пошел помечтать к себе на чердак. Он открыл старые чемоданы и нашел свои новые модели».

В Марракеше он мог раствориться в благостном состоянии забвения от всего и вся: от времени, от мира, от этих женщин, которые критиковали его платья. Он уже испытывал подобные ощущения ребенком в Оране, когда отдаленность делала парижскую жизнь более желанной и привлекательной.

Он снова стал тем ребенком, который создавал костюмы для исчезнувшего мира, и, казалось, эти времена возродились, вернув Парижу большую лестницу Casino de Paris

и костюмы из перьев. В мае 1970 года он создал костюмы для этого казино. Это была битва разных парижских ревю: Жан-Мари Ривьер[508] и Марк Дольниц[509] выкупили все костюмы Casino de Paris, включая сценическое платье старинной звезды мюзик-холла — Мистангет, для казино Alcazar.