Ив Сен-Лоран

В этом новом парижском ночном клубе дресс-код был так же точен, как и невидим. Чтобы войти, было достаточно приветствия: «Добрый вечер, ребенок мечты!» — от хозяина и владельца Фабриса, мужчины под метр девяносто два с платиновой челкой. «Все спали со всеми, но выбор каждого уважали», — вспоминал Фредерик Эдельманн, журналист газеты Monde. Ив часто возвращался домой на рассвете. Здесь изобретательно культивировались соблазн и злословие. Ги Куэвас, диджей, стоял у вертушки и «переворачивал блины». Бывало, что бокал шампанского выливался на рубашку врага или спагетти с икрой стекали по стенам: «Но это же Пауль Клее[527]!» — восклицал Уорхол. В «Семерке» завсегдатаи любили узкие коридоры, «уголок в красном лаке», тесноту и подземные лабиринты. Здесь все становилось смешным после двух часов ночи, когда господа, говорившие о Кокто и Жуандо, растворялись в воздухе, выпив последнюю рюмку водки. «Здесь и начинается обучение в задних комнатах со сладким запахом попперсов[528]». Вокруг улицы Святой Анны блуждало много юных мальчишек с аккуратной прической и в атласном костюме. Этих элегантных молодых людей приглашали на танец испанские камердинеры, которые сопровождали их в объятия регбимэна, чтобы отдаться на одну ночь или на час. Какой фанат того времени, если он до сих пор жив… не сохранил воспоминания о «Семерке» как о самых веселых годах?!

Женщинам вход был не воспрещен, совсем нет. Их ждали, им поклонялись. Существовала настоящая «банда» Сен-Лорана: Клара Сент, Пьер Берже, Патрик Тевенон, Анн-Мари Мюноз, Бетти Катру, Жанлу Сиефф… Последний все же признавался: «Я не был среди лиц близкого круга. Мужчины щека к щеке — это не моя привычка». Лулу танцевала на столе, ошеломлявшая энергией, «игристая, как шампанское», как говорили ее обожатели.

«„Семерка“ спасла меня», — говорила она, разочарованная Парижем, который не любил разные миры. Лулу все-таки предпочитала Нью-Йорк. Там жизнь была веселее. «Первая авеню стала своего рода улицей Сен-Бенуа на 1000 оборотов, — уверял Филипп Лабро[529] в журнале Elle. — В Центральном парке устраиваются пикнинки, где передаются косяки». Патти Смит[530]

жила с Робертом Мэпплторпом[531] в лофте без кухни. Энди был еще не Энди Уорхол, миллиардеры еще не болели моральными комплексами, а художники — комплексом карьеры. Группа девушек вращалась вокруг дизайнеров Джорджио Сант-Анджело, Хальстона и иллюстратора Джо Юла — это Наоми Симс[532], Черная Ирис, Бетти и Мариса Беренсон, внучки Эльзы Скиапарелли. Были и другие нетрадиционные красавицы, такие как Хайди Голд, Карен Бьорнсон, Джейн Форт, флорентийская брюнетка Эльза Перетти[533] и, конечно, Лулу де ла Фалез и Пэт Кливленд

[534]. «Я люблю Нью-Йорк», — говорил Ив Сен-Лоран, который нашел этот город «великолепным, щедрым и полным вдохновения». Женщины, переодетые в мужчин, мужчины, переодетые в женщин. Ив внимательно наблюдал за ними. Он украл эти образы, чтобы вернуть их зрителю в идеализированном виде.

Хиппи-люкс, женщина с сотней лиц, воплощение порока, Лулу вошла в его жизнь, такая же таинственная, как и все его метаморфозы, женщина из прошлого, если судить по ее экстравагантности. Она показала ему путь змеи, которая омолаживается, сбрасывая кожу, когда человека все склоняет к смерти. В декабре 1970 года Ив Сен-Лоран придумал любопытную новогоднюю открытку, он будет посылать ее многим вплоть до 1992 года: слово love, на белом фоне четыре заглавных буквы, вокруг них переплетены четыре рептилии. Каким ядом отравила его любовь?

Ретропровокация

«Люби меня вечно или никогда», — объявлял в конце предыдущей коллекции свадебный наряд невесты в черном пальто, расшитом разноцветными буквами. 29 января 1971 года, впервые за время карьеры, Ив Сен-Лоран не вышел к журналистам. Надо сказать, что во время дефиле Натали Мон-Серван из газеты Monde

писала свою рецензию об актрисе Ингрид Кавен[535]. Журналистка из Figaro уткнулась в газету, а Кристиан Колланж подначивала своего соседа Пьер-Ива Гюльена из Combat: «Надо бы освистать». Некоторые журналисты даже покинули салоны с улицы Спонтини до конца дефиле.