Ив Сен-Лоран

Время не было предрасположено к экстравагантности. Чили находилось под сапогом Пиночета, «Уотергейтский скандал», «война Судного дня»[635]

, нефтяной кризис — так много ударов в мировой истории. Вся планета обнаружила, что она подсажена на «черное золото», как говорили на парижских ужинах. Европа становилась полем боевых операций международных террористов. Образ американской манекенщицы растворился в воздухе. Президент Никсон объявил о своей отставке со слезами на глазах. Было ли еще место для роскоши? На полпути между площадью Звезды и Эйфелевой башней этот дуэт делал новую ставку: «У нас только одна цель — сохранить качество и престиж», — говорил Пьер Берже.

Ворт[636]

был первым кутюрье, Ив Сен-Лоран будет последним. «1960-е продолжались до 1975 года, — рассказывал Пьер Берже. — По беззаботной привычке мы не делали прогнозов о будущем профессии. Все шло удачно, без проблем. Мы даже не представляли себе, что Высокая мода скоро растает на солнце. Одна коллекция сменялась другой. Такова была логика. Это ремесло стало профессией художников. Ценности, на которых была основана эта профессия, постепенно исчезали».

С этого момента соперничество между Пьером Берже и Пьером Карденом стало неоспоримым. Не возникло ли оно из-за гомосексуальной ревности? В начале 1970-х война между двумя кланами осуществлялась через борьбу сфер влияния. Клан Сен-Лорана — Берже все еще видел Париж столицей мира, по примеру великих романов XIX века. Для Кардена, который покупал недвижимость во всех крупных городах, Париж — это провинция. Живший как монах, каждый день ужиная вечерним супом со своей старшей сестрой, он отказывался от роскоши. «Мне не нужно казаться, я уже существую». Он называл себя «коммивояжером» собственной продукции. «Менеджер с золотыми пальцами», он строил свою империю, размножая лицензии поверх границ. «Продавать бюстгальтеры и биде тоннами — пожалуйста, но в чем смысл? Я никогда не видел женщину, одетую в костюм Кардена. Это все фальшивка», — утверждал Пьер Берже. Карден был старше его на восемь лет. Не слишком ли они были похожи, чтобы выносить друг друга? Карден, кто одевал герцогиню Виндзорскую, успел в свое время повращаться в высшем обществе, во времена café society

, но этот мир закончился. Их эстетические убеждения были противоположными: Карден посвящал себя XXI веку, а Берже — Сен-Лоран черпали свой идеал из века XIX. Венецианец, Карден был погружен в бетон, в рукава-ракеты и научную фантастику. Погоня за успехом и философия футуризма отрезвляли его: «Я люблю жизнь слишком сильно, чтобы любить умершие эпохи».

Ив Сен-Лоран и Пьер Берже, наоборот, жили ностальгией. Им всегда были нужны модели, антимодели, референсы, они выражали свою философию верностью традициям и ремеслу. Вот пример: Пьер Карден вводил у себя в мастерских роботов, специализировавшихся на «зигзагах»; у Диора начали шить на машинке; у Сен-Лорана продолжали почетную традицию шитья вручную, иголкой и ниткой. Такие детали демонстрировали состояние души, которое означало верность своим работникам. «Ив Сен-Лоран — первый кутюрье, который не заставлял меня подниматься по лестнице для поставщиков», — вспоминала вышивальщица Франсуа Лесаж. Это уважение к сотрудникам поддерживалось определенной системой власти старого, антитехнократического типа. Имитации и эклектизм XIX века — это красно-золотая шкатулка, где кипели страсти этого модного Дома. «Любое социальное положение представляет свой интерес, и для художника может быть столь же любопытным передать как манеры королевы, так и привычки швеи»[637]

(Марсель Пруст).

С 1974 года Ив Сен-Лоран применил свою тягу к великолепию. В 1968 году он уничтожил для себя театр «отвратных послевоенных лет»: «Эгретки, пелерины, шелковый фай, бриллианты, длинные мятые перчатки превозносили не торжествующую женственность, а торжество денег и эпатажа». Шесть лет спустя он говорил о Высокой моде как о женщине, которой отдаешь все, прося прощения, что не принадлежишь ей полностью. «Моя профессия? Это не выбирается, это как семья».

По примеру императрицы Евгении, собиравшей все предметы, имевшие отношение к Марии-Антуанетте, кого вознесла как почти суеверный культ, он бродил в поисках исчезнувшего мира, мира Диора. «Наш дорогой XIX век», — называл это пристрастие Пьер Берже. Оказалось, что Ив — фетишист. Тросточка господина Диора появилась на авеню Марсо. Пьер Берже и Ив Сен-Лоран обратились к Виктору Гранпьеру, которому некогда Кристиан Диор доверил устройство своего модного Дома на авеню Монтень. Они купили мебель, принадлежавшую великому кутюрье. «Я признаю, что меня охватывает отчаяние, когда дефиле проходит в тишине. Как бы мы себя ни убеждали, что молчание означает внимание, я предпочитаю аплодисменты! Они дают мне надежду. В этот момент я забываю о коммерческом будущем коллекции, — писал Диор, но в конце жизни все же подытожил: — Мы коммерсанты».