Ив Сен-Лоран

Они возводили не столько исторический памятник Высокой моде, сколько алтарь единственному богу, которого буржуазия всегда предпочитала, помимо денег, искусству. Ив Сен-Лоран участвовал в романтическом оплакивании прошлого, которым были заняты дети ХХ века, нашедшие убежище в эстетике. Мария Каллас, Лукино Висконти («Смерть в Венеции» вышла на экраны в 1971 году) и Марсель Пруст стали для таких людей абсолютными референциями. С 1971 года Ив Сен-Лоран стал главным модельером этой ностальгии. Он создал самые элегантные платья для «Бала Пруста», его давали барон и баронесса де Ротшильд в замке Феррьер в честь столетия писателя. Светский налет и радость праздника скрывали от всех истинные мотивы постоянного влечения к смерти, какое кутюрье сублимировал в своих моделях и профессии. На данный момент прошлое было в моде, Ив тоже был в моде, и оперное искусство нашло свою аудиторию. Что касалось Пьера Берже, то он к ней принадлежал. В Париже, Нью-Йорке, Лондоне залы были заполнены в среднем на 80 %. Чтобы услышать «Фауста» в Опере, поклонники бельканто стояли в очереди с четырех часов утра. Тем не менее никогда еще существование классической оперы не казалось таким ненадежным. Финансовые продюсеры звали на помощь, об этом писала газета Figaro в 1975 году.

Пьер Берже готовил и полировал трон, где восседал «последний живой король». Ив Сен-Лоран воплощал отчаянные фантазии в духе «Дамы в камелиях»[638]. «Я ненавижу всякие проекты, я принимаю свои решения каждое утро, как только встаю». Два бизнесмена с театральной жилкой оттачивали новую роль. У одного была привычка отменять назначенные встречи в последнюю минуту и оглушать себя шампанским Crystal Roederer

, перенимая манеры людей полусвета. Пьер Берже — бизнесмен, напротив, ужинал в городе после спектакля, влюбленный в светскую львицу, которая «разоряла» его и которой он подарил особняк. Этой светской львицей был Ив Сен-Лоран. «600 000 долларов заплачено наличными», — описывал он в несколько провинциальном стиле стоимость строительных работ журналу Women’s Wear Daily. У Пьера Берже был шофер, он приезжал на работу каждое утро в «роллс-ройсе». Ив сам управлял своим «фольксвагеном» «божья коровка». Но у них обоих было особое чутье на мизансцены, отрегулированные до последней детали. Почему они выбрали днем переезда 14 июля, праздник республики? Почему высказывались, что «Высокой моде осталось жить семь лет», когда кандидат от правых Жискар д’Эстен был избран президентом?

Модель, выбранная для модного Дома — принцесса Матильда[639], которой восхищались братья Гонкуры[640]

. «Ее дом — это своего рода министерство граций», — писал Сент-Бёв[641]. Со свойственным ему юмором Ив выбрал ориентиром дом этой «богоматери искусств», как прозвали ее Эдмон и Жюль де Гонкур в своих «Дневниках».

Основной вход в модный Дом Ives Saint Laurent был расположен на улице Леон-Рейно, перпендикулярной авеню Марсо, расстилавшейся, как ткань, от площади Звезды до моста Альма. Решетка из кованого железа, пурпурные бархатные шторы, люстра, которую удерживал пышный бант из красного муара, — все это заставляло посетителя замедлить шаг, он оказывался в лесу австралийских пальм кентий по обе стороны лестницы в одиннадцать ступеней, ведущих к стойке регистрации. Там за стеклянным письменным столом блондинка в черной юбке и жемчужной блузке выглядела так, точно была здесь всегда. Ее звали Клер де Билли, она здесь проводила все время с клиентками, ходившими взад и вперед, говорившими мелкие нескромности, заводившими доверительные отношения, иногда их нарушала хлопавшая наверху дверь. Очередной капризный выпад господина Берже! В большой гостиной диваны, обтянутые красным шелком, отражались в зеркалах. Орхидеи гордо цвели в китайских горшках. Как в былые времена ради экономии и эффекта заменяли деревянные панели гипсом, так и здесь мрамор заменяла его удачная имитация — оптический обман в виде расписных панно. Это стиль Наполеона III в версии 1970-х: толстые ковры с принтами, имитировавшими кожаный переплет; поддельные греческие колонны, освещенные прожекторами; большие ширмы из черного лака. Напротив входа была парадная лестница с перилами из позолоченного дерева, которая достаточно быстро поворачивала налево, чтобы посетитель, находясь внизу, не заметил, что иногда за ним наблюдали через отражение в зеркале. Много дверей, но они были невидимы, как в борделе. «Вот что было здорово, — рассказывал Хельмут Ньютон. — Одна из моих любимых фотографий, какую я сделал на авеню Марсо, точно в роскошном борделе. Все девушки на месте, одетые, ждут. Так и хочется им сказать: „Просим в гостиную, дамы!“»