Ив Сен-Лоран

Эсфирь или Саломея, одалиски или цыганки, модели ходили походкой в стиле Сен-Лорана, распространяя вокруг сладострастие. Все звенело, сияло, летело и играло в театр. «У них были слишком кудрявые волосы, ноги слишком худые, но они были божественными, — уверяла Лулу. — Мы были названы расистами наоборот, потому что среди манекенщиц практически не было белых». Женский идеал Ива не соответствовал канонам женственности: всегда плоские бюсты, квадратные плечи, длинные ноги и тело, которое даже в корсете, с завязками на талии или с декольте не выглядело реальным, никогда не переливалось через край или вываливалось наружу из застежек. У этих южных женщин не было ничего от средиземноморских мамочек. Лишенные бедер и груди, они никогда не будут настоящими Кармен или восточными женщинами, но кутюрье посмотрел на них, изменил их и сделал своими моделями. «В модном Доме модели учились движению, чтобы лучше показать себя, быть всегда готовыми, всегда красивыми. У него в мыслях был свой идеал фигуры: не слишком много груди, только ноги, только походка», — говорила Бенедикта де Жинесту. «У каждого были особые отношения с ним, но они не обязательно продолжались, с этим было трудно жить», — добавляла Николь Дорье, в то время руководительница примерочной. Ив Сен-Лоран всегда предоставлял моделям исключительное положение: «Чтобы работать и создавать свои платья, я должен работать с живой моделью, с телом в движении. Я не могу работать только на деревянном манекене, потому что для меня одежда должна жить. Чтобы вывести ее на сцену повседневной жизни, мне нужно присутствие женского тела».

Но кутюрье-Казанова нашел других муз. Начиная с 1977 года у Сен-Лорана женщины в смокинге столкнулись с конкурентками — девушками с янтарной кожей, на которых красный, розовый и голубой цвета разливались в виде световых пятен. Его модели отрывали с руками: «Эта модель была сделана для меня. Он обожает меня в ней». В примерочной манекенщицы больше не обсуждали слухи, они оскорбляли друг друга впрямую. Такой скачок страсти компенсировал иногда недостаток любви, потому что теперь они не хранили верность Дому. Уже в 1977 году они делали примерки и в других местах, приходили с опозданием, находили себе замену. Но разве не это придавало им шарм любовниц, которые всегда на грани ухода от мужчины, которого они при этом страстно любили? А он разделял всех, чтобы править: «Я не отказываюсь от того, что сделал. Женщина в брюках не старомодна рядом с испанкой, но я хотел показать, что это не единственный способ чувствовать себя хорошо. Прежде всего у меня было ощущение, что этот мужской стиль, который олицетворял эмансипацию и свободу, начинает входить в моду буржуазного благополучия. От этого надо было уходить».

Среди провинциалок и девушек из Югославии, прибывших к нему в 1973 году и словно вышедших из черно-белых фильмов его личной кинотеки, в 1977–1979 годах появились другие манекенщицы: индийская королева (Кират), аргентинка (Мерседес), африканки (Муния, Амалия) — богини с цветной кожей. И началась конкуренция. «Очевидно, ярко-розовый выглядит красивее на черной коже!» — подтверждала Николь Дорье, которая год назад на дефиле доминировала блондинкой с красными ногтями в мужских фланелевых костюмах. «Конечно, эта волна цветных девушек привнесла свою экзотику. Но бежевый цвет больше подходит Парижу, разве нет?» — говорила она с легким акцентом из Ниццы. Для нее 1976 год был переломным: «Концепция дефиле изменилась. Это вдруг стало шоу. Появились новые звезды». Через пятнадцать лет манекенщица Весна при встрече в Нью-Йорке, в баре Mayfair Regent

, рассказывала: «В 1976 году, через шесть месяцев после того, как родила, я представляла черные корсеты испанской коллекции. У нас больше не было ресниц. Но во время восточной коллекции я уже знала, что больше не была его музой».

Царствование ретрокрасоты заканчивалось: прощайте, веки, подведенные лиловым, слегка зубчатые прически, окрашенные под цвет лилий. Черный цвет, когда-то мягкий, как мохеровая ткань, облачный, как муслин, теперь изрыгал огонь. Прощайте, андрогины, прощай, тонкая кожа. Панама предлагала своих сутенеров и свои бистро. «Мне нравилось слышать названия цветов в Высокой моде, таких как „Абсент“. Он говорил с нами тихо. Он заставлял нас мечтать… Это было похоже на фильм», — вспоминала Мерседес Рубироса, приехавшая в Париж из Аргентины в начале 1970-х на каблуках и в мечтах. Во время дефиле она забывала свои недостатки: ее подбородок и огромный рот, подчеркнутый сверхъестественным образом. «Да, она была из тех, кого он находил „интересными“», — немного пренебрежительно вспоминала старая работница с улицы Спонтини.