Но стали приходить польские паны с отрядами солдат и шляхты, присоединились запорожцы. Намеревались идти выручать Болотникова, но не успели, Тула уже пала. Лжедмитрий, узнав об этом, счел дело проигранным и сбежал. Его догнали люди Меховецкого и вернули, он опять дал деру. Но по Польше уже разносилась молва о втором Дмитрии, и многие шляхтичи ринулись в авантюру. На дороге беглого «царя» встретили появившиеся отряды и возвратили. Некоторые из поляков были близки к первому Лжедмитрию, но их ничуть не волновало, что «царь» стал другим. Войско разрасталось. Стекались украинские и донские казаки, разгромленные болотниковцы. Наконец, появился очень популярный среди шляхты князь Ружинский – он промотал состояние, влез в долги и в Польше занимался открытым разбоем. Даже его жена во главе отряда гайдуков совершала грабительские набеги на соседей. Сейчас он заложил свои имения и завербовал 4 тыс. гусар.
Ходить под руководством Меховецкого Ружинский не желал. Собрал «рыцарское коло» (круг), и его избрали гетманом. Казачью часть воинства возглавили польский полковник Лисовский и атаман Заруцкий – он с панами отлично поладил. А со вторым Дмитрием никто не считался. Самозванец пробовал протестовать против замены Меховецкого Ружинским, но его чуть не отмутузили и грозили убить. Поляки презрительно называли его «цариком», заставили подписать «тайный договор» – им заранее уступали все сокровища из Московского Кремля. А когда новые добровольцы, едущие из-за границы, сомневались, тот ли это Дмитрий, что был раньше, им отвечали: «Нужно, чтобы был тот, вот и все». Самозванец-то был «не тот», но при нем очутилась та же самая команда иезуитов, которая сопровождала первого Лжедмитрия. Они тоже не преминули заключить с «цариком» договор – о внедрении на Руси унии.
А у Василия Шуйского дела обстояли все хуже. Он не мог подавить мятежи не только в приграничных городах, а даже в близкой Калуге. Ратники и казаки из его полков дезертировали, уходили к противнику. Аристократам Василий и подавно не доверял. Ставил командовать своих братьев, Ивана и Дмитрия Шуйских. Но оба были совершенно бездарными полководцами, проигрывали бои даже повстанцам Болотникова. А у Лжедмитрия и Ружинского ядро составляли профессионалы – польская конница, наемная пехота, казаки.
Весной 1608 г. Дмитрий Шуйский со значительно превосходящими силами встретил неприятеля под Болховом. Но разведки не вел, пассивно выжидал. А потом попался на элементарную хитрость. Поляки в отдалении начали гонять туда-сюда телеги обоза, подняв тучи пыли и выставив над возами знамена и значки. Воевода счел, что подходит большое войско. Велел увозить пушки и сам снялся спасаться. За ним побежали полки, а враги навалились, рубили и крушили. После такой победы к Самозванцу хлынули новые сторонники и перебежчики. Он двинулся на Москву.
Несколько раз атаковали столицу. Но оборону возглавил сам царь, в боях выдвинулся единственный его талантливый родственник, Михаил Скопин-Шуйский. Ворваться в город неприятелям не позволили. Тогда они разбили лагерь по соседству, в Тушине, из-за этого Лжедмитрия II прозвали Тушинским вором. Под его знаменами собралось более 100 тыс. разношерстного воинства, точное число не знали даже начальники – одни уезжали, другие приезжали. Самозванец заново раздувал пламя гражданской войны. Издал указ, по которому имения дворян, служивших Шуйскому, конфисковывались, их могли захватывать холопы и крестьяне. Завихрилась новая волна погромов и насилий.
Недовольство царем зрело и в Москве – дескать, восстановил против себя «всю землю», довел столицу до осады. А часть знати враждовала с Шуйскими или завидовала им. Считала, что царь затирает их. Сорганизовался заговор. Его вовремя разоблачили. Предводителей отправили в ссылки – князей Катырева, Юрия Трубецкого, Ивана Троекурова, рядовых участников казнили. Но их родичи и сообщники перебегали к Лжедмитрию – Дмитрий Трубецкой, Дмитрий Черкасский, князья Сицкий, Засекины. Самозванец принимал их с распростертыми объятиями, жаловал чинами бояр, окольничих.
Из тушинского стана высылались отряды приводить в повиновение российские города. Лисовский нагрянул в Ростов, вырезав 2 тыс. человек. Митрополита Филарета Романова ради потехи нарядили в серьмягу, посадили в телегу с полуголой шлюхой и отправили в свой лагерь. Но «царик» постарался сыграть тонко со столь знатным лицом (ведь Филарет и для него числился двоюродным братом!). Встретил со всеми любезностями и назначил собственным патриархом. Но и Романов повел себя осторожно. Обличать самозванца не стал, однако и на первые роли при нем не лез. Стал окормлять православных казаков в войске, выступал защитником их интересов перед «цариком» и поляками.