Иван Васильевич – грозный царь всея Руси

Значительную лепту в данную струю внес и лютеранский пастор Одерборн. Он в России вообще никогда не был, профессионально занимался пропагандой. Но его работы настолько пересыщены грубыми нестыковками и откровенной ложью, что большинство историков, независимо от их отношения к фигуре Ивана Грозного, признают их недостоверными. Как видим, все перечисленные источники относятся к единому «букету» информационной войны. Заведомо тенденциозны, направлены на дискредитацию нашей страны и ее монарха. Все они писались за границей, для публики, не способной проверить их правдивость, и доверять подобным работам никак нельзя.

Отечественным источником, подтверждающим опричный террор, принято считать так называемый «синодик опальных». Именно «так называемый» — потому что никакого «синодика» на самом деле не существовало и не существует. В свое время С.Б. Веселовский обратил внимание, что в заупокойных поминовениях, которые царь подавал в монастыри, фигурируют имена казненных. Эту работу продолжил Р.Г. Скрынников, и в данном случае историка явно подвела предвзятая позиция по отношению к царю. По собственному признанию, он реконструировал «синодик», собирая по разным монастырям обрывки грамот XVII–XVIII вв., которые предположительно

являются копиями синодиков Ивана Грозного [504].

Что ж, Иван Васильевич считал своим долгом христианское отношение даже к казненным преступникам, не держать на них ненависти и молиться о их душах. По понятиям XVI в. это было отнюдь не мелочью и не лицемерием. Но царь заказывал поминовение и об умерших в заключении, ссылке. Наконец, вспомните сами себя — неужели вы, подавая в храме записку об упокоении, перечисляете лишь тех людей, кого наказали или обидели? Скорее, тех, кто был вам близок. Точно так же и государь поминал людей, которых любил и почитал. В «реконструкции» все эти категории смешались, и сам «синодик», составленный из разрозненных клочков, никаким доказательством являться не может.

Но существуют ли другие источники, противоположного свойства? Да! И их гораздо больше! В первую очередь это русские летописи. Взять хотя бы такую характеристику современника: «Обычай Иоаннов есть соблюдать себя чистым перед Богом. И в храме, и в молитве уединенной, и в совете боярском, и среди народа у него одно чувство: “Да властвую, как Всевышний указал властвовать Своим истинным Помазаникам”. Суд нелицеприятный, безопасность каждого и общая, целость порученных ему государств, торжество Веры, свобода христиан есть всегдашняя дума его. Обремененный делами, он не знает иных утех, кроме совести мирной, кроме удовольствия исполнять свою обязанность, не хочет обыкновенных прохлад царских… Ласковый к вельможам и народу — любя, награждая всех по достоинству — щедростию искореняя бедность, а зло — примером добра, сей Богом урожденный Царь желает в день Страшного суда услышать Глас милости: “Ты еси Царь Правды!”» [706].

Впрочем, как раз такие летописи, восхваляющие государя, почему-то принято не принимать в рассчет, как источники тенденциозные, подвергавшиеся цензуре. Хотя даже в официальных летописях конфликтные ситуации отнюдь не обходились стороной, казни высокопоставленных лиц (те, которые действительно имели место) не скрывались. А были и летописи, откровенно оппозиционные правительству и царю, — псковские, новгородские. Но обстановки повального ужаса и морей крови там нет.

Возьмем и иностранные источники. Михалон Литвин — патриот своей родины, убежденный противник России, но Ивана Грозного он оценивал очень высоко, ставил в пример литовским властям: «Свободу защищает он не сукном мягким, не золотом блестящим, а железом, народ у него всегда при оружии, крепости снабжены постоянными гарнизонами, мира он не высматривает, силу отражает силою, воздержанности татар противопоставляет воздержанность своего народа, трезвости — трезвость, искусству — исскусство» [444]. Англичане Ченслор и Адамс описывали, как ласково Иван Васильевич обходится со своими придворными и слугами, удивлялись, что из такого множества людей он всех знает и называет по именам [343, 344].