Забегая вперед, отметим: в 1568 г. то же самое было проделано с Белозерским уездом. А в январе 1569 г. были взяты в опричнину Ярославль, Ростов и Пошехонье. Но предстявлять дело так, будто царь выселял из своего «удела» всех не-опричников, неверно. Население городов и сел, попавших в опричинину, жило по-прежнему. Под эгидой государя оно даже приобретало дополнительную социальную зещищенность. Но и дворян переселяли далеко не всех. С добавления новых областей опричнина заняла половину России, а в стране насчитывалось 50–60 тыс. детей боярских. Но поменяло места жительства гораздо меньше половины — 12 тыс. [522]. Те, кто так или иначе был связан с оппозицией, с местными князьями. А в итоге задача, которую ставил перед собой царь, ликвидация крупных вотчин и сформировавшихся вокруг них дворянских группировок, была за 4 года в основном решена.
И подчеркнем, что чрезвычайное положение опричнины отнюдь не отменяло российских законов! Сохранялся суд Боярской думы — но решение, кого предавать ему, а кому вынести приговор самостоятельно, царь оставлял за собой. Сохранялись и права заступничества, взятия на поруки. Но и в этом случае государь решал, удовлетворить просьбу или нет. Уже упоминалось, как при введении опричнины Иван Грозный по ходатайствам митрополита и духовенства простил четверых активных участников готовившегося переворота, хотя денежный залог еще больше повысил. Так, за Василия Серебряного сумма составила 25 тыс. рублей.
Позже уличили в измене боярина Ивана Яковлева. Но и его по «печалованию» митрополита царь простил. В присутствии духовенства он признал свою вину, покаялся и принес повторную присягу. В крестоцеловальной записи поклялся не перебегать ни в Литву, ни к папе римскому, ни к германскому императору, ни к турецкому султану, ни к Владимиру Андреевичу, и не иметь с ними тайных сношений [522]. Да, он упомянут наряду с чужеземными властителями. Отсюда видно, для оппозиции двоюродный брат царя оставался кандидатом на престол, а поддержку искали за рубежом.
Ну а конюший Федоров-Челяднин организовал поручительство за Михаила Воротынского, уже 4 года находившегося в тюрьме в Белоозере. И вот его-то почти все историки вслед за Карамзиным выставляют безвинной жертвой царского произвола. Что ж, Воротынский (в отличие от Курбского) был и впрямь заслуженным полководцем, из чего делается автоматический вывод о безукоризненной честности. Хотя в XVI в. верность и воинские таланты соседствовали далеко не всегда. Чаще наоборот, лучшие военачальники заносились и лезли в интриги — взять хотя бы целую плеяду принцев Конде, Бурбонов, Гизов, Оранских и др.
Мы уже рассказывали, как в 1562 г. Михаила и Александра Воротынских поймали на измене, и они признали вину. Третий их брат Владимир был верным царю, никакой опале не подвергся и в том же 1562 г. ушел в Кирилло-Белозерский монастырь. Возможно, как раз с этим была связана обида Михаила и Александра на царя. Жена Владимира, княгиня Марья, также приняла постриг, и принадлежавшая им третья часть удела была признана «выморочной». Не досталась братьям, отошла в казну. Александр вскоре был освобожден под поручительство. А с Михаилом произошла вообще любопытная история. Он стал… еще одним «живым мертвецом».
Курбский расписал, как в 1565 г. царь вызвал его к себе, но лишь для того, чтобы пытать. Собственноручно подгребал посохом горячие угли к его телу, потом отправил обратно, и Воротынский умер в пути. Некоторые историки, как Валишевский, добросовестно переписали это. Но обнаруживается письмо — через год после своей «кончины» замученный князь вдруг обращается к царю из монастыря. Жалуется, что ему не присылают положенных от казны рейнских и французских вин, изюма, чернослива и лимонов. В 1571 г. вместо монастырской кельи Михаил Воротынский налаживает охрану южных границ, подписывает устав о сторожевой службе. А в 1572 г. выигрывает битву при Молодях. Но в результате столь вопиющих нестыковок историки просто-напросто «передвинули» ту же душераздирающую сцену с пытками и углями на 1573 г. Вместо того чтобы, обнаружив ложь, отбросить ее.
Если же от домыслов перейти к фактам, то следует устранить путаницу с тремя братьями Воротынскими. Младший, Александр, после своего освобождения служил в царских полках, в 1565 г. захворал и принял постриг в Троице-Сергиевом монастыре, умер и был там же похоронен. Вполне может быть, что Курбский, писавший за границей, по слухам, именно Александра трансформировал в замученного и отправленного в монастырь Михаила. Рейнские вина, чернослив и лимоны требовал из монастыря третий брат, Владимир. Он и остался в Кирилло-Белозерском монастыре.