– Может, отец вашей звезды и бог, – выговорил он, тяжело дыша, – но вы по-прежнему порочная женщина. Почему бы не вернуться к Нему, если он претендует на вас?
Кровь отхлынула от лица, затем горячий пульс вернул их к щекам. Я засияла, но не по своей воле, а потому, что гнев вспыхнул в опасной близости от границы самоконтроля.
– Да как вы смеете!
К моему потрясению, священник оглядел сияющую кожу с восторгом, по-видимому, не подозревая об оскорблении, которое нанес моему женскому достоинству.
– Хвала Солнцу!
Я чуть не рявкнула, что не Солнце даровал мне этот свет, а Сурриль, но в последний момент передумала. Не стоило расточать силы в этом месте. Сдерживая гнев по мере возможности, я изобразила потрясение.
– Он здесь! Ждет нас на улице.
Священник побледнел и развернулся к выходу так стремительно, что споткнулся о собственную рясу. Воспользовавшись его жаждой встретиться со своим богом, я кинулась в противоположном направлении, в боковой зал за галереей. Декор оскудел за несколько шагов, стены превратились в неровный камень, холодный и голый. Маршрут подходил мне даже больше: не следовало раскрывать местоположение Ристриэля перед толпой.
В склепе я увидела гробницу Аградаиз, и меня пробрал озноб, глаза наполнились слезами при воспоминании о красоте моего видения. Красоте, которую, возможно, способен описать только родной язык богов. Сказать, что я больше не мечтала о ней, что мне не хотелось увидеть ее вновь, было бы ложью. Я буду тосковать по ней все смертные годы. Однако моя судьба необратимо изменилась, и пока я не была готова утверждать, что не к лучшему. За пределами загробной жизни также скрывается красота. Красота, которую я познала полностью, к которой прикоснулась, красота столь же многогранная, как глубина ночного неба.
Мысли о двуличном священнике улетучились, случайные, подобно летней снежинке.
Я толкнула плечом узкую дверь в подвал и спустилась еще на шесть ступенек. Лампа горела, мерцая. Я почувствовала облегчение при виде Ристриэля, который сидел, упершись локтями в колени и понурив голову. Волосы чернее черного закрывали половину лица. Когда я приблизилась, он взглянул на меня сквозь пряди.
Опустившись рядом с ним на колени, я спросила:
– Тебе лучше?
Уголок его рта дрогнул.
– Будет лучше.
Я взяла его ладонь и осмотрела, провела по ней пальцем, обвела фаланги. Он наблюдал так, словно это был некий танец, который он никогда прежде не видел.
Не было видно никаких повреждений – ни порезов, ни синяков, ни царапин, – но это не означало, что их не было. В конце концов, Ристриэль не был смертным.
Кстати об этом.
Я нежно опустила его руку.
– Ты никогда мне не лгал.
Он напрягся и сразу поморщился от травм, мне невидимых.
– Никогда.
– Но также ни разу меня не поправил.
Его понимающий взгляд встретился с моим.
Я глубоко вздохнула.
– Ты не божок.
Он раздумывал несколько мгновений. Казалось, мы вернулись к старому: я умирала от желания узнать правду, а он ее избегал. Но тут он ответил:
– Нет, не божок.
Я и сама догадалась, тем не менее его признание вызвало тревогу.
– Кто же ты тогда?
Ведь не мог он оказаться демоном. В нем столько доброты!
Ристриэль на мгновение задумался.
– По классификации смертных я полубог.
Сердце забилось сильнее. Полубог! Второй по могуществу ранг небесных существ. В голове закружился ворох вопросов, однако громче всех гудел тот, который мне велел задать Сайон: «Спроси, почему началась эта война. Спроси, какую роль в ней сыграл он».
– Война… – начала я, но Ристриэль взял меня за руку, останавливая.
– Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать. – Его глаза были такими глубокими, бесконечными и печальными. – Даже если правда тебя рассердит.
В горле застрял ком, который я постаралась проглотить.
– Я не сержусь. Больше нет.
Его губы вновь дрогнули.
– Он тебе рассказал?
Я покачала головой.
– Только велел спросить у тебя.
Думаю, Ристриэль и сам признался бы.
– Это моя вина. Война, – заговорил он хриплым голосом, чуть громче шепота. – Мое существование ее остановило. А теперь, когда я сбежал, они вновь воюют.
Я в замешательстве покачала головой.
– Ристриэль, кто ты?
– Ты как-то спросила, кто дал мне имя.
«Тот, кто прикован цепью». Так переводилось его имя, согласно книге отца Мили.
– Это был Бог-Солнце, – продолжал Ристриэль. – Но и смертные дали мне имя. Они назвали меня Сумрак.
Дрожь пробежала от макушки к коленям и обратно. Сумрак…
Боги на небесах, как же я сама не догадалась! Теперь ночь наступала столь внезапно: я заметила это и сочла странным, но никогда особенно не обдумывала. Но я помнила. До того, как зажегся факел в церкви Эндвивера, до того, как я повстречала Сайона… Я помнила тусклый свет цвета индиго, который заливал небо сразу после захода Солнца и до появления Луны. Помнила, что наступление темноты шло с предупреждением. Я помнила
И у меня сложилось отчетливое впечатление, что из всех смертных помнила лишь я одна.