Избранное. Статьи, очерки, заметки по истории Франции и России

Тем временем в Константинополе при неформальном содействии французского посланника, оказывавшего давление на султана и его несговорчивых министров, близились к завершению русско-турецкие переговоры, которые велись с лета 1783 г. На этой завершающей стадии французская дипломатия предприняла последнюю попытку спасти если не позиции, то хотя бы ущемленное самолюбие турецкой стороны. В первых числах января 1784 г. Вержен предложил Барятинскому и Моркову ограничиться устным признанием Портой присоединения Крыма к России, не настаивая на подписании официального русско-турецкого соглашения. «…Я думаю, – заявил Вержен российским дипломатам, – что если бы ваш двор в настоящем положении дел татарских удовольствовался молчанием от Порты и не требовал бы на оное соглашения или признания или удовольствовался словесным объяснением, то она, наверное, теперь почти предполагать должно, со своей стороны не стала бы искать входить с вами в раздоры, и сие дело окончилось бы весьма скоро; письменное же признание или соглашение, каковое вы желаете сделать с Портой об окончании оного дела, боюсь, окажется для нее обидным». Впрочем, французский министр отметил, что это его личное мнение[246]

. Вержен еще не знал, что в последних числах декабря 1783 г. русский посланник в Константинополе Я.И. Булгаков передал в Диван ноту с предложением безотлагательно подписать соглашение о признании султаном присоединения к России Крыма, Кубани и Тамани. Отказ турецкой стороны от подписания такого соглашения означал прекращение переговоров с вполне предсказуемыми последствиями.

Барятинский и Морков сразу же отклонили предложенный Верженом способ урегулирования русско-турецкого конфликта, как явно неприемлемый для России. «Граф Вержен заключил свою с нами конференцию сими словами, – писали они в отчете об этом разговоре. – Мы желаем от всего нашего сердца, чтоб сие дело окончено было дружелюбно, и господин Булгаков может в том вашему двору засвидетельствовать, что наш посол прилагает о сем искреннейшее попечение»[247]

.

В тот самый день 28 декабря 1783 г. (8 января 1784 г), когда Барятинский и Морков сидели в Париже за составлением депеши вице-канцлеру Остерману о только что состоявшейся встрече с Верженом, в Константинополе Я.И. Булгаков и рейс-эфенди достигли наконец соглашения по всем спорным вопросам. Подписанная ими конвенция предусматривала, в частности, следующее: признание Турцией суверенитета России над Крымом, Кубанью и Таманью; подтверждение Кючук-Кайнарджийского договора 1774 г. и Айналы-Кавакской конвенции 1779 г., за исключением статей, касающихся независимости Крымского ханства; установление границы между владениями России и Турции по берегу реки Кубань.

Внутренняя нестабильность, неспособность вести новую войну и отсутствие внешней поддержки вынудили Турцию уступить мощному напору России. Безусловно, важную роль при этом сыграло умиротворяющее влияние Франции – единственного тогда реального союзника Порты в Европе, на которого она могла бы рассчитывать, но который настоятельно советовал ей смириться с очевидным поражением в Крыму.

Подталкивая Порту к уступкам России, граф Вержен считал, что он действует и в интересах самой Турции. По его глубокому убеждению, сформулированному, в частности в Мемориале, направленном Людовику XVI вскоре после подписания Константинопольской конвенции, Франция в 1783–1784 гг. спасла Турцию от неминуемого разгрома с последующим ее расчленением, так как Екатерина II, по мнению Вержена, буквально жаждала войны, и лишь «добрые услуги» французской дипломатии не позволили реализоваться ее агрессивным планам. «Намерения императрицы в отношении Оттоманской Порты очевидны, – отмечал Вержен в Мемориале. – Она вторглась в Крым с единственной целью – спровоцировать турок и, найдя удобный предлог, напасть на них и расчленить их империю»[248]. То, что это не случилось, Вержен считал заслугой своей дипломатии «добрых услуг». Разумеется, в официальных бумагах версальского двора, предназначенных для «внешнего пользования», говорилось исключительно о «миролюбивых устремлениях» Христианнейшего короля, озабоченного «сохранением тишины и спокойствия» в Европе.

В Петербурге хорошо понимали истинный смысл «добрых официй» французской дипломатии, но, тем не менее, не препятствовали деятельности графа Сен-При. Вержен явно преувеличивал агрессивные устремления Екатерины II в отношении Турции. Императрица была готова удовлетвориться признанием Турцией последних приобретений России в Новороссии.