1 сентября 1310 г. Клемент V обратился с энцикликой ко «всем светским и духовным лицам, подданным дражайшего сына нашего во Христе, Генриха… а также к отдельным городам и коммунам Ломбардии и Тосканы». В энциклике говорилось, что Генрих «с чистыми намерениями жаждет и горячо стремится дать мир, помочь обрести покой и обратить к согласию своих подданных в Ломбардии и Тоскане, которые, разобщенные гражданскими войнами, погрязшие в грехах, беспрестанно враждуют между собой»[760]
. Нетрудно представить, с каким чувством вчитывался Данте в эти слова, так полно отвечавшие его сокровеннейшим думам. Он уверовал в Генриха сразу и навсегда. Впервые за годы эмиграции сверкнул луч надежды. И он был не в силах с ней расстаться. Генрих в глазах поэта – мудрый и рыцарственный монарх, о котором пророчествовалось в «Пире». Политическая наивность Данте тем безоглядней, чем глубже его понимание нужд Италии. Болезнь изучена, и указано верное лечение, но взяться за него некому. Так не Генрих ли долгожданный целитель? Ничто не может быть менее простительным и более естественным, чем это горькое заблуждение проницательного автора «Монархии».Особое впечатление, естественно, производил на итальянцев невиданный союз папы и императора. И большинство городов предпочло открыть ворота пришедшему без войск миролюбивому и добродушному завоевателю. Очень широкие круги населения поверили Генриху, и это доказывает, что необходимость объединения уже ощущалась в воздухе. Казалось чудом, что император перешел вброд через высохшую впервые за много лет реку Тезино, что неукротимый тиран Милана Гвидо делла Торре покорно целовал ноги императора. Павия, Кремона, Генуя, Пиза, Модена, Мантуя, Парма и множество других городов признали власть императора. Ни разу не встретив сопротивления на всем пути от Альп до Милана, принимая богатые дары и пышные приветствия, Генрих возложил на себя железную лангобардскую корону в миланской церкви Сант-Амброджо при огромном стечении народа.
Иногда утверждают, что Генрих VII вздумал отправиться в Италию в чисто грабительских целях. Вряд ли это правильно. Поход Генриха, конечно, носил грабительский характер, но грабеж был для Генриха не самоцелью, а средством. А цели у него были поистине необъятные. Этот бывший люксембургский граф мечтал привести Священную империю к невиданной мощи и славе, восстановить императорскую власть в Италии, разгромив непокорное Неаполитанское королевство, и увенчать дело успешным крестовым походом и отвоеванием Гроба Господня[761]
. Судя по всей деятельности Генриха, мания величия – его единственная яркая черта. Не исключено поэтому, что провозглашенная императором политика «умиротворения» Италии действительно в какой-то мере отвечала его планам. Чтобы без войска и без денег стать хозяином Италии, необходимо было получить поддержку городов и установить хорошие отношения по возможности со всеми влиятельными политическими группами, с гибеллинами и гвельфами. И Генрих счел полезным надеть на себя маску нейтрального «посредника» между партиями.Император демонстративно возвращает всех политических изгнанников, независимо от их партийной принадлежности, в Милан, Верону, Кремону, Парму и другие города. Он предлагает вождю итальянских гвельфов Роберту Неаполитанскому дружбу и родство. «Он не желал и слушать напоминаний о гвельфской или гибеллинской партиях», – с восхищением отмечает Компаньи[762]
. Послам итальянских городов император заявил, что «он радеет не о части, а о целом». «И почти все гвельфы были утешены теми словами, – рассказывает епископ Ботронтский, – и каждый человек благословлял государя»[763].Громкие фразы и миролюбивые жесты создали ореол вокруг имени Генриха и пробудили надежды в пополанских слоях городского населения. Компаньи писал, что Генрих «несет мир, как если бы был одним из ангелов Божиих»[764]
. Анонимный генуэзский поэт выражал те же чувства. Генриха приветствовали самые блестящие писатели Италии: Франческо Барберино, философ Феррето деи Феррети из Виченцы, друг Данте Чино да Пистойя, один из зачинателей итальянского гуманизма Альбертино Муссато из Падуи и др. Все эти представители демократической пополанской интеллигенции видели в Генрихе объединителя страны и миротворца. Пополаны Рима в 1312 г., восстав против засилья феодальных баронов, призвали к себе императора, провозгласив суверенность Рима, и Генрих принял имперскую корону с согласия римского народного собрания.