Избранные труды в 6 томах. Том 1. Люди и проблемы итальянского Возрождения

Итак, совершенство – в подражании природе[866]. «Живые живы» – лучшее, что можно сказать о произведении. Эта формула правдоподобия, доходящего до иллюзии (которая, будучи натуралистически истолкована, основательно вредила и вредит искусству), явилась в XIV в. наивной формулой реализма

. Она опрокидывала застывшие шаблоны, рассудочность и схематизм.

Дантовская эстетика, как и политика или этика, обнаруживает неизбежную противоречивость. Ее фасад кажется старым, а за ним уже скрываются возрожденческие вкусы и оценки. Даже те, кто усматривают в идеологии Данте одни консервативные черты, признают: его поэзия обращена к новому времени. Это, может быть, единственное, на чем сходятся все пишущие о «Комедии». Но противопоставление «реакционного» мировоззрения и «прогрессивного» творчества флорентийца – несостоятельно. Они двигались в одном направлении. Верно лишь, что поэтическая практика Данте при этом опережала его рассуждения об искусстве. Как это бывает с художниками, его вкус оказался бескомпромиссней, а воображение – смелей и подвижней, чем теоретическое мышление.

Разумеется, не религиозными умозрениями и экстазом близок нам Данте спустя семь веков. Однако не следует вычленять из «Комедии» «элементы реализма» и противопоставлять их символам и аллегориям, видя в последних едва ли не художественную слабость поэта. Все не так просто. Конечно, аллегоризм связывал Данте с прошлым, а чувственная зоркость с будущим. Но противоречивые свойства сплавлены в горниле дантовской индивидуальности. Действительность дает тепло символу, символ наделяет значительностью непосредственные картины жизни. Реализм Данте фантастичен, а мистика его правдоподобна. Реальность у него загадочна, а символ – осязаем. Достаточно одной «Божественной комедии», чтобы доказать несостоятельность схемы «реализм – антиреализм». Бюргерская культура зачала и выносила Ренессанс. Через «Комедию» проходит граница средневековой поэзии и поэзии нового времени. Ее можно прочертить умозрительно. Но к нам дошли не «стороны» или «черты» «Комедии», а – «Комедия». Бессмертие хитрей литературоведов.

Выявляя самые общие тенденции в истории искусства, мы неизбежно приходим к абстракциям «средневекового аллегоризма» или «возрожденческого реализма» – абстракциям содержательным и полезным. Не стоит лишь забывать, что в живом творчестве сталкиваются и сплетаются именно тенденции, а не окаменевшие отвлеченности. Можно ли, допустим, истолковать напряженную духовность Баха, «очистив» ее от религиозного чувства? Разумеется, в баховских «Страстях» свершается секуляризация музыки. Но как? Светскость остается еще религиозной, зато религиозность становится светской. Оба качества выступают как продолжение друг друга. То же самое у Данте. Аллегория в «Комедии» – не омертвелая оболочка. Она перестраивается и перерождается изнутри. Ибо поэтика Данте не только противоречива, но и органична. Созданное им – неповторимое тому художественное свидетельство. И если научный анализ разъемлет и классифицирует свойства дантовского метода, то наше воображение с признательным восхищением воспринимает «Комедию» в ее единстве.

«И кто умеет смотреть, увидит, что все это прекрасно»

Двести лет тому назад Вольтер, смутно сознававший мощь дантовского гения, столь мало отвечавшего вкусам французского классицизма, насмешливо заметил: «Его репутация всегда будет незыблемой, ибо его почти не читают. У него есть два десятка строк, которые знают наизусть: этого достаточно, чтобы избавить себя от труда познакомиться с остальным»[867].

Имя Данте у нас окружено не только почтением, но и живым интересом. Однако замечание Вольтера до сих пор сохраняет некоторую «актуальность». Каждый образованный человек прочел от начала до конца «Одиссею», «Дон Кихота» или «Гамлета». Каждый ли может сказать это о «Божественной комедии»? А ведь речь идет об одном из самых глубоких и простодушных поэтов всех времен и народов. Да! Но и об одном из самых трудных.

Данте отправился в воображаемое путешествие по трем загробным царствам с полной верой не только в их существование, но и в серьезность своих соображений о топографии ада и распределении райских блаженств. Часто невозможно понять, где проходит граница между поэтической и буквальной убежденностью, где кончается фантазия и начинается гипотеза. Современники особенно ценили бездну космогонической, физической, географической, философской и прочей учености, обнаруженной автором. Темные теоретические проблемы изложены с непринужденностью и блеском. Однако сами проблемы в наше время несколько устарели…

Столь же незнакомы читателю исторические и политические мотивы, без которых не было бы «Комедии». Все эти богословские сведения и споры, бесчисленные имена, события, термины, намеки, аллегории нуждаются в огромном комментарии, над которым сотни лет трудились и трудятся дантологи.