В первый день крестьяне выкопали из осыпи под чечевицей и расколотили несколько конкреций. В них удалось найти кости, в том числе обломки черепов[301]
.Работы внизу представляли некоторую опасность, поскольку с обрыва падали камни, потревоженные ударами ломов. Впрочем, они продолжались только один день. На второй пришла буря, которая быстро переросла в ураган и обрушила на место раскопа громадную плиту песчаника.
После этого Амалицкий решил не рисковать и отказался от идеи подобраться к линзе снизу. Он начал её «правильную разработку», то есть поручил копать с верхушки обрыва вниз.
Куски конкреций с костями в основном валялись под центральной и южной частями линзы. Поэтому Амалицкий распорядился раскапывать южный край, наметив для этого узкую площадку сорок метров длиной и пару метров шириной[302]
.Пустую породу сбрасывали вниз. Камни скатывались с обрыва далеко в реку. Чтобы не засорять русло и при спаде воды добраться до конкреций, выпавших в прежние годы, вдоль реки выстроили забор.
Первый метр почвы работники прошли быстро. Потом пошла мёрзлая земля. «Лёд заполнял все поры и мелкие трещины и облекал, в виде друз, более значительные полости», – писал Амалицкий[303]
. Работа пошла медленнее, а на подходе была другая сложность. Под холодной землёй лежал слой твёрдого песчаника, который вообще не поддавался ломам. Его долбили долго и тяжело, пока наконец не вскрыли тёмный песок линзы.В песке было множество конкреций, большие и маленькие, на любой вкус, но все пустые. В них совершенно не было ископаемых, только иногда в песке попадались плохой сохранности окаменелости, но и они не доставались Амалицкому. Крестьяне воровали их и «переплавляли» на золото.
Они не верили рассказам заезжего профессора о каких-то древних животных и думали, что если кто-то тратит деньги на раскопку, значит, собирается на этом заработать. А как заработать на раскопках? Только если искать золото…
Между собой крестьяне называли раскопку прииском. Заметив, что Амалицкому нужны именно окаменелости, крестьяне стали их воровать. Они считали их «золотой рудой», прятали, пробовали накаливать и даже ковать. Золото никак не выплавлялось, и мужики решили, что «заветное слово», превращающее камень в золото, знает только Амалицкий[304]
. Окаменелости воровать перестали. Впрочем, их всё равно почти не было.Целый месяц Амалицкий копал впустую. Конкреции выкапывали часто, но без каких-либо следов ископаемых.
Амалицкий стал отчаиваться. Деньги на экспедицию заканчивались, время поджимало. Вдобавок испортилась погода. В тот год она вообще была неровной: стояла то жара, то холод, то сушь, то ливни. В конце мая, по словам газет, наблюдалось «полное метеорологическое недоразумение»[305]
, и в Вологде ходили в шубах. В июне снегопады резко сменились зноем, или как тогда говорили, страшными жарами. Нередко налетали ураганы, которые «раскрывали дома и сараи».Над раскопкой ветер поднимал пыль, которая стояла «в виде крутящегося столба». «Ни платки, ни сетки не защищали от всюду проникающего песка. Ветер, попавши в нашу выемку, ломал навесы, срывал крыши с будок, подымал крышки ящиков, уносил бумагу и причинял обвалы породы», – вспоминал Амалицкий[306]
. Иногда из-за непогоды приходилось прерывать раскопки на целые дни.Ещё мешал гнус. Днём рабочих кусали мухи и слепни, вечером – мошка с комарами, которые, по словам Амалицкого, «облепляли людей, залезали в нос, рот и уши и причиняли зуд и опухоли на теле», а по ночам «совокупными усилиями производили нескончаемый гул». Комаров было так много, что у речных затонов берега казались белыми от оболочек комариных личинок.
Сплошные неприятности сопровождались полным отсутствием находок. Надеясь что-то изменить, Амалицкий прекратил работы в южной части линзы и разделил рабочих на два отряда: одних отправил копать середину линзы, вторым поручил опять раскапывать осыпь под северным краем.
Ради экономии он сократил площадь раскопа до 25 квадратных метров (это размеры очень маленькой однокомнатной квартиры). И тут, как говорил палеонтолог Борис Павлович Вьюшков, отчаянно повезло[307]
. В осыпи рабочие подкопали конкрецию, в которой угадывались очертания головы ящера.Конкреция уходила в обрыв. Как вскоре оказалось, она была длиной пять метров и заключала в себе полный скелет ящера. Все силы Амалицкий бросил на её раскопку. Чтобы извлечь конкрецию, пришлось прокопать шахту в склон берега, обшив стенки и потолок досками.
Конкреция вполне передавала форму животного. Под слоем песчаника угадывались лапы и громадная голова со скулами-щеками. Остатки принадлежали парейазавру. «Нахождение целого скелета парейазавра произвело на всех очень глубокое впечатление», – писал Амалицкий.
Слух о невиданном животном быстро разлетелся по округе – на раскоп потянулись крестьяне, просившие «показать голову»[308]
. Мудрёное греческое слово крестьяне переделали на свой лад, превратив «парейазавра» в «назарку» – панибратский вариант имени Назар.