Читаем К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама полностью

Примеры этой группы, как и сложные случаи в 3, потенциально уводят нас в сторону поисков глубинных семантических мотиваторов, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Потенциально любое слово, входящее в состав идиомы, в сознании читателя может актуализировать саму идиому, особенно в случае, если строка или фрагмент текста кажутся не вполне понятными. Впрочем, критерий понятности/непонятности не обязательно оказывается ключевым. Так, например, в стихотворении «Умывался ночью на дворе» (1921) О. Заславский выделяет «скрытые фразеологизмы»: умыться кровью; пришла беда – открывай ворота; несолоно хлебавши; хлебнуть горя / хлебнуть лиха; суп из топора (завершающая перечень догадка высказана М. Л. Гаспаровым [Гаспаров М. 2000]) [Заславский 2014]. Последняя гипотеза выглядит надуманной. Что же касается основной части списка, то, видимо, с учетом зловещих коннотаций стихотворения подобные ассоциации могут (непроизвольно) возникать в сознании читателя. Однако убедительно доказать, что должны вспоминаться или послужили исходным языковым импульсом именно эти идиомы, представляется сейчас неосуществимым.

5. КОНТАМИНАЦИЯ ДВУХ ИДИОМ/КОЛЛОКАЦИЙ В ВЫСКАЗЫВАНИИ

К этому классу относятся случаи, когда в рамках одного высказывания объединяются две идиомы или коллокации. В зависимости от того, как представлены фразеологические единицы, можно выделить два раздела, хотя некоторые примеры все равно окажутся промежуточными.

5.1. Две идиомы/коллокации проявляются частично и контаминируются

Схематическая запись: идиомы / коллокации АБ и ВГ появляются в тексте в виде АГ (или БГ, или АВ, или БВ).

Эталонный пример:

«Выпьем, дружок, за наше ячменное горе» («Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето…», 1931) – в этой строке словосочетание ячменное горе возникает из контаминации идиомы горькое горе и коллокации ячменная водка (виски). Контаминация поддерживается семой ‘горечи’ в обоих фразеологических словосочетаниях. Привлечение коллокации объясняется не только контаминацией – ее наличие подтверждает как тема выпивки (выпьем, а также в следующей строке еще один призыв, включающий в себя идиому, – выпьем до дна!

), так и шотландская тема в той же строфе («Есть у нас паутинка шотландского старого пледа»)[65].

5.1.1. Элементы идиом/коллокаций меняются местами

Простыми случаями такого типа контаминации являются те, в которых элементы двух коллокаций меняются местами (АБ и ВГ → АВ+БГ). Таких примеров не очень много, и они интересны как отправная точка для дальнейшего анализа.

Наиболее эффектно этот прием проявляется в эпиграмме Мандельштама 1932 года: «Мяукнул конь и кот заржал – / Казак еврею подражал» [Мандельштам I: 330].

Если обращаться к серьезным стихам, стоит вспомнить хрестоматийный, уже обсуждавшийся пример: «Вода их учит, точит время» («Грифельная ода», 1923), в котором контаминируются коллокации вода точит (как в выражении вода камень точит) и 

время учит [Ronen 1983: 128; Успенский Б. 1996: 319].

Точно так же меняются местами элементы устойчивых словосочетаний в строке: «Зеленой ночью папоротник черный» («Мир начинался страшен и велик…», 1935), где, очевидно, исходным лексическим материалом были черная ночь и зеленый папоротник.

«У того в зрачках горящих / Клад зажмуренной горы» («Оттого все неудачи…», 1936). Здесь прилагательное зажмуренный перенесено к горе от зрачков, которые связаны с глазами

, ср. выражение зажмурить глаза. Одновременно прилагательное горящий, скорее всего, изначально принадлежало кладу, ср. золото горит (разумеется, горящие глаза/зрачки при этом и сами по себе – фразеологизм).

В этом разделе классификации не всегда речь идет о прилагательных. Так, например, в строках «Под неба нависанье, / Под свод его бровей» («Когда в ветвях понурых…», 1937) варьируются элементы коллокаций свод неба и нависли брови (согласно М. Михельсону, это выражение идиоматично и характеризует задумавшегося человека: «Брови нависли – дума на мысли» [Михельсон I: 589]).

В целом подобные конструкции очевидны. Впрочем, в одном случае обсуждаемый принцип позволяет несколько по-другому объяснить хрестоматийные строки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука