К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама

«Я получил блаженное наследство – / Чужих певцов блуждающие сны» («Я не слыхал рассказов Оссиана…», 1914). Хотя строки кажутся интуитивно понятными, мы предполагаем, что в их основе находится семантический сдвиг, базирующийся на интересующем нас приеме. Закономерно предположить, что исходным языковым материалом здесь служила коллокация чужие сны и словосочетание блуждающие певцы, которое, в свою очередь, переосмысляет явление странствующих поэтов – см. бродячие певцы. Замена бродячих на блуждающих подсказана, по всей вероятности, идиомой блуждать по свету.

5.1.2. Контаминация идиом/коллокаций, представленных частично

Чаще в творчестве Мандельштама возникают случаи контаминации идиом / коллокаций по модели АБ и ВГ → АГ. Здесь возможны разные варианты: элементы идиомы и коллокации, элементы идиомы и идиомы, наконец, элементы коллокации и коллокации. Все эти примеры мы объединим в одну группу, поскольку семантика обсуждаемого примера важнее, чем тип контаминации. Изредка контаминация подсказана соседней фразой / строкой, иногда – фрагментом того же высказывания. Начнем мы с двух «технических» случаев контаминации грамматических конструкций.

«Из последней мочи / Я в горсть зажал лишь пепел наслаждений» («Промчались дни мои – как бы оленей…», «<Из Петрарки>», 1934) – здесь контаминируются фразеологизмы из последних сил и изо всей мочи.

«О, если б распахнуть, да как нельзя скорее» («Ариост» («В Европе холодно…»), 1935). В строке накладываются друг на друга две конструкции: как можно скорее и как нельзя лучше[66].

Далее примеры мы будем рассматривать в хронологическом порядке.

«По седым пучинам мировым» («Ни о чем не нужно говорить…», 1909). В строке соединяются элементы семантически близких коллокаций морская пучина и мировой океан. См. тот же случай в другом стихотворении: «Ночь; из пучины мировой» («Раковина», 1911).

«Подчас природа – серое пятно» («Казино», 1912). Образ, надо полагать, мотивирован совмещением выражения белое пятно

и коллокациями, в которых прилагательное серый значит ‘заурядный’ (серая жизнь) или ‘пасмурный’ – серый день (эти два значения в тексте соединяются).

«Твой жребий страшен и твой дом непрочен» («Паденье – неизменный спутник страха…», 1912) – по-видимому, здесь накладываются друг на друга выражения страшная судьба и тяжелый жребий (выпал).

«Уж занавес наглухо упасть готов» («Летают Валькирии, поют смычки…», 1914) – в строке соединяются коллокации занавес упал (опустить занавес) и закрыть наглухо.

«На дольний мир бросает пепел бурый / Над Форумом огромная луна» («Поговорим о Риме – дивный град!..», 1914). Ночная (несколько зловещая?) картина ночного города создается благодаря фрагментам коллокации стряхивать пепел и буквализованной идиомы бросать свет.

«Все церкви нежные поют на голос свой» («В разноголосице девического хора…», 1916) – сочетание коллокаций петь на разные голоса и петь на свой лад.

«На триумфальных поворотах» («Декабрист», 1917). Здесь, вероятно, совмещаются фрагмент идиомы поворот истории и триумфальная арка (ср. строку «Квадриги черные вставали на дыбы» – конные скульптуры венчали триумфальные арки).

«Тончайшим гневом пламенея» («Когда октябрьский нам готовил временщик…», 1917) – идиома пылать гневом соединяется с коллокацией тонкое пламя.

«Словно темную воду, я пью помутившийся воздух» («Сестры – тяжесть и нежность – одинаковы ваши приметы…», 1920). Метафора помутившегося воздуха подсказана коллокациями мутная вода, мутная жидкость (вода

появляется в сравнительном обороте предложения), одновременно на это накладывается фрагмент выражения помутившийся ум (семантика которого в тексте, по-видимому, сохраняется).

«То мертвой ласточкой бросается к ногам» («Я слово позабыл, что я хотел сказать…», 1920) – идиома бросаться в ноги (‘просить, умоляя’) контаминируется с синонимичным выражением пасть к ногам. Высказывание в трансформированном виде лишается переносного смысла и обретает физическую буквализацию: слово, подобно мертвой ласточке, падает под ноги говорящего субъекта.

«Лепешку медную с туманной переправы» («Когда Психея-жизнь спускается к теням…», 1920). По наблюдению Б. А. Успенского, лепешка медная заменяет лепешку мятную (в качестве обола для Харона) [Успенский Б. 2000: 304]. Представляется, что в этом примере объединяются коллокации медная монета и мятная / медовая лепешка (если не настаивать на соблюдении принципа изоритмичности, медовая ближе к медной).