К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама

«Дальнобойное сердце его» («Стихи о неизвестном солдате», 1937). И. М. Семенко предлагала в прилагательном дальнобойный видеть перенос эпитета: в данном случае имеются в виду дальнобойные орудия, пробивающие сердце [Семенко 1997: 98]. Мы не можем согласиться с идеей перемещения эпитета, поскольку не очень ясно, к какому именно слову должно быть изначально отнесено прилагательное. Представляется, что здесь срабатывает другой механизм: одно слово – дальнобойное – актуализирует коллокацию дальнобойное орудие. Одновременно в дальнобойном сердце проступает семантика бьющегося сердца (из коллокации сердце бьется). Таким образом, этот пример можно считать контаминацией двух коллокаций: дальнобойное орудие и сердце

бьется.

В том же стихотворении: «И за Лермонтова Михаила / Я отдам тебе строгий отчет» – совмещаются фраземы дать отчет [Левин 1979: 210] и отдавать себе отчет (с заменой себе → тебе).

5.2. Две идиомы/коллокации проявляются полностью или одна идиома/коллокация осложнена элементом другой

Схематическая запись: идиомы / коллокации АБ и ВГ возникают в тексте либо в виде АБВГ, либо в виде АБ+В.

Эталонный пример:

«То всею тяжестью оно идет ко дну

» («В огромном омуте прозрачно и темно…», 1910) – в этой строке речь идет о сердце. То, что с ним происходит, описывается с помощью приведенной целиком идиомы идти ко дну, которая осложняется фрагментом другой: существительное тяжесть взято в качестве синонима из идиомы с тяжелым сердцем / тяжело на сердце (идиоматический смысл последнего фразеологизма в тексте буквализуется).

5.2.1. Соединение двух идиом/коллокаций в полном виде

Мы начнем с простых случаев, когда две идиомы или коллокации соединяются в высказывании, проявляясь целиком или почти целиком, и практически не порождают сложного семантического сдвига.

«В цепких лапах у царственной скуки / Сердце сжалось, как маленький мяч» («Дождик ласковый, мелкий и тонкий…», 1911). В этом примере совмещаются две идиомы – быть в чьих-либо лапах и сжимается сердце. Идиоматический смысл фразеологизмов сохраняется, а благодаря сочетанию двух выражений создается обновленный визуальный образ.

«И гораздо глубже бреда / Воспаленной головы / Звезды, трезвая беседа» («…Дев полуночных отвага…», 1913). В строках используются идиомы воспаленное сознание и глубокий бред

. Последняя идиома читается в двух планах – в целом (глубокий бред) и по частям. Во втором случае прилагательное глубокий соотносится с трезвой беседой (глубокая беседа, разговор).

Чуть сложнее другой пример: «И мне переполняет душу / Неизъяснимая полынь» («Когда укор колоколов…», 1910). Здесь соединяются две коллокации что-либо переполняет душу и горькая полынь (с заменой прилагательного горький, значение которого включено в семантический состав слова полынь, на неизъяснимый

). В результате риторическая конструкция строк перекликается с идиомой горько на душе.

Укажем на случай, который формально можно отнести в другую группу: «Россия, ты – на камне и крови» («Заснула чернь. Зияет площадь аркой…», 1913). В строке приводятся две идиомы – на крови и на камне. Последняя восходит к притче Христа о «муже благоразумном», построившем свой дом «на камне» (Мф. 7:24); вероятно, сквозь нее проступает еще одна библейская идиома – краеугольный камень. Так или иначе, сакральный контекст поддерживается финальной строкой стихотворения: «Хоть тяжестью меня благослови!». В строке создается эффект семантической двойственности: для читателя равнозначны как буквальный, так и религиозный смысл.

Здесь же рассмотрим еще один пример, скорее относящийся к этой группе, но семантически осложненный: «Божье имя, как большая птица, / Вылетело из моей груди. / Впереди густой туман клубится, / И пустая клетка позади» («Образ твой, мучительный и зыбкий…», 1912). Как заметила И. Паперно, пустая клетка корреспондирует с грудной клеткой [Паперно 1991: 31–32]. Одновременно, по наблюдению Е. Сошкина, в строфе отыгрывается поговорка слово не воробей, вылетит – не поймаешь [Сошкин 2015: 287]. Два выражения не накладываются друг на друга, а совмещаются, однако обыгрывание поговорки предстает весьма многоаспектным примером синонимического развития (воробей заменяется родовым словом птица, а не поймаешь скорее не заменяется, а подменяется описанием наставшей пустоты).