Читаем К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама полностью

«Я без пропуска в Кремль вошел, <…> Головою повинной тяжел» («Средь народного шума и спеха…»). К коллокации с повинной головой добавляется фразема прийти (явиться) с повинной, что, кажется, усугубляет степень вины говорящего субъекта в последней строфе.

«Но эти губы вводят прямо в суть / Эсхила-грузчика, Софокла-лесоруба» («Где связанный и пригвожденный стон?..») – канцеляризм вводить в суть дела дополняется фраземой суть человека.

«Карающего пенья материк, / Густого голоса низинами надвинься!» («Я в львиный ров и в крепость погружен…») – на коллокацию густой голос накладывается другая – низкий голос, которая трансформируется в низины. Низины, в свою очередь, метафорически связываются с пространственными образами текста («материк пенья», «ров»).

«Я обведу еще глазами площадь всей – / <Всей> этой площади с ее знамен лесами»[72] («Как дерево и медь – Фаворского полет…», 1937). Ф. Б. Успенский обратил внимание на то, что в этих строках площадь предстает одновременно и городской, и математической, при этом «с математической площадью проделывается то, что с ней, как с понятием абстрактным, сделать, строго говоря, невозможно: ее обводят глазами» [Успенский Ф. 2014: 55]. Соглашаясь с этим наблюдением, отметим, что в координатах нашего объяснения к коллокации обвести глазами что-либо прибавляется словосочетание обвести площадь (в математическом смысле).

И. М. Семенко, обсуждая черновики «Стихов о неизвестном солдате», указала, что в черновой строке – «Свет опаловый, наполеоновый» – проявляется игра слов: опаловый / опальный [Семенко 1997: 99], она достигается за счет взаимоналожения коллокаций: какой-либо свет + чья-либо опала.

5.2.3. Осложнение идиомы элементом идиомы/коллокации

В следующую группу выделяются случаи с той же конструкцией (АБ+В), однако в них присутствует идиома. Варианты здесь могут быть следующими: коллокация осложняется элементом идиомы, идиома – элементом коллокации, идиома – идиоматическим компонентом. Хотя эти примеры по типу несколько отличаются друг от друга, мы решили объединить их в один раздел и расположить в хронологическом порядке.

«Легкий крест одиноких прогулок / Я покорно опять понесу» («Воздух пасмурный влажен и гулок», 1911): идиома нести свой крест дополнена обыгрыванием идиомы тяжелый крест (с заменой тяжелый легкий).

«Как на всем играет твой румянец!» («Ты прошла сквозь облако тумана…», 1911). Коллокация играет румянец (в таком контексте, как, например, на щеках / лице играл румянец) соединяется с идиомой гореть / пылать румянцем. Из-за семантики ‘огня’ глагол играть употреблен в значении ‘существовать, ярко проявляясь’ (ср.:

солнце играет на поверхности воды) и чаще всего сочетается со светом и его источником (солнце, луч, солнечный зайчик и т. п.; см., впрочем: играют тени). Соответственно, в строке румянец сопоставляется со светом, отблеск которого играет на всем окружающем.

«От радости мои колени / Дрожали, как тростник» («Египтянин (надпись на камне XVIII–XIX династии)», до 1913). Коллокация дрожать от радости (нетерпения) осложняется идиомой колени / коленки дрожат от страха. Возникающая противоречивая эмоция, возможно, отражает смысловую интенцию текста – в предшествующих строках египтянин сообщает как о радостных событиях, так и о потенциально для него опасных: «Я избежал суровой пени / И почестей достиг».

«Футбола толстокожий бог» («Телохранитель был отравлен…», 1913). По наблюдению С. В. Поляковой, в выражении обыгрывается свойство главного предмета игры – толстокожий мяч [Полякова 1997: 125]. На эту коллокацию, по-видимому, накладывается идиома толстокожий человек

(с заменой человек бог).

«Храня молчанье и приличье» («Аббат», 1915). Идиома хранить молчанье синтезируется с фрагментом коллокации соблюдать приличие.

«И голубая кровь струится из гранита» («Соломинка, 2», 1916). В строке совмещаются идиома голубая кровь, которая соотносится с героиней диптиха, изображенной вполне аристократически, и коллокация голубая (синяя) вода. Коллокацию проясняет предыдущая строка: «В огромной комнате тяжелая Нева». Голубая кровь, таким образом, оказывается кровью реки, то есть голубой водой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука