Читаем К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама полностью

«Шло цепочкой в темноводье / Протяженных гроз ведро» (1936). В строках реализуется коллокация идет дождь, она понимается как перемещение в пространстве из одной точки в другую (в темноводье). Эта буквализация осложняется словосочетанием протяженных гроз ведро, которое возникает из‐за контаминации фраземы затяжные дожди (затяжные  протяженные) с идиомой льет как из ведра (ср.: гроз ведро).

«Омут ока удивленный, – / Кинь его вдогонку мне!» («Твой зрачок в небесной корке…», 1937). По наблюдению Б. А. Успенского, здесь проявляются модифицированное словосочетание обод ока (с заменой обод омут

) и выражение бросить взгляд [Успенский Б. 1996: 315]. Добавим, что метафора омут ока подсказана узусом: см., например, выражение (у)тонуть в глазах, в котором глаза сопоставляются с водным пространством. Кроме того, лексическими мотиваторами выступают выражения мутный взгляд и удивленный взгляд.

«Так соборы кристаллов сверхжизненных / Добросовестный свет-паучок, / Распуская на ребра, их сызнова / Собирает в единый пучок» («Может быть, это точка безумия…», 1937). Как указал М. Л. Гаспаров, в этом простом примере описывается купол готического собора, в котором сходятся его ребра [Гаспаров М. 1996: 60]. К ребрам собора в этих строках необходимо добавить очевидную коллокацию собирать в пучок, а также видоизмененный оборот пучок света.

«Так гранит зернистый тот / Тень моя грызет очами» («Слышу, слышу ранний лед…», 1937). Е. Сошкин обратил внимание на то, что в основе этих строк лежит набор идиом: пожирать глазами, грызть гранит науки

, – а также пословица видит око, да зуб неймет [Сошкин 2015: 415; ср.: Осадчая 2014: 342].

Множественное напластование языковых конструкций содержится в стихотворении «Заблудился я в небе – что делать?» (1937): «Дай мне силу без пены пустой / Выпить здравье кружащейся башни – / Рукопашной лазури шальной…». Комментируя это стихотворение, М. Л. Гаспаров заметил, что башня и лазурь вызывают головокружение говорящего субъекта [Гаспаров М. 1996: 59]. Для нас важно акцентировать тот факт, что кружащаяся башня в языковом плане становится следствием коллокации кружится голова (перенос свойства). Точно так же шальная лазурь возникает под влиянием фраземы шальная голова. Однако здесь происходит семантическое осложнение: рукопашная лазурь, очевидно, строится по модели из коллокации рукопашный бой. Проступившая сема ‘сражения’ индуцирует идиому шальная пуля, прилагательное которой относится к лазури

(лазури шальной), причем семантика идиомы не видна в тексте. К этой цепочке подключаются и пиршественные образы: идиома выпить чье-либо здоровье и коллокация густая пена (в которой прилагательное густой меняется на пустой).

«Длинней органных фуг – горька морей трава, / Ложноволосая, – и пахнет долгой ложью» («Разрывы круглых бухт, и хрящ, и синева…», 1937). Оттолкнемся от коллокации длинные волосы: в переосмысленном виде она содержится в слове ложноволосая (ее прилагательное соотносится с долгой ложью и с длинными фугами, но в этом словосочетании длинный появляется самостоятельно). Ложноволосая

индуцирует сему ‘лжи’ (пахнет ложью) и, по контрасту, сему ‘правды’, поэтому в семантическом пространстве этих строк актуальна идиома горькая правда, прилагательное которой отнесено к траве (горька…трава). Обманчивость водорослей, их соотношение с семантическим полем не только ‘лжи, неправды’, но и ‘водного пространства’, возможно, связаны с поговоркой быль – трава, небыль – вода.

«В легком декабре твой воздух стриженый / Индевеет денежный обиженный…» («Я молю, как жалости и милости…», 1937). Набор характеризующих воздух прилагательных кажется несколько неожиданным. Можно считать, что в случае со стриженый мы сталкиваемся с переносом эпитета, см. далее: «И кривыми картавыми ножницами / Купы скаредных роз раздразни». Другое прилагательное – денежный – как свойство воздуха, вероятно, актуализирует идиому делать деньги из воздуха, и это в какой-то степени ассоциативно соотносится с Чарли Чаплином и фильмом «Огни большого города» (коллизия которого, в частности, строится на теме денег). Одновременно соседствующие слова – стриженый и денежный – составляют идиому и заставляют вспомнить выражение стричь деньги.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука