Как Мэй ходила в гости

Когда я припарковалась на Вэйсайде, все магазины уже закрылись. Наступила полночь, уличное движение поутихло, а студенты еще не вывалили на улицы. Фонари отбрасывали на землю конусы света, воздух был влажен: из лощины доносились голоса сверчков и лягушек-пискуний. В начале лета Лео повесил тут еще пару световых гирлянд, но сейчас они были выключены.

Все необходимые инструменты я привезла с собой, так что можно было приступать к работе. На парковку «Эль Пуэрто» завернуло несколько машин в надежде заказать буррито, но, увидев, что ресторан закрыт, они уехали восвояси — все, кроме одной. Я подумала, что кому-то стало любопытно, чем я тут занимаюсь. Они даже мотор заглушили. Оглянувшись, я увидела на передних сиденьях целующуюся парочку.

Я занялась рассадкой и уже работала над второй кадкой, когда сзади подошел Лео и сказал «Привет». Я подскочила от неожиданности.

— Прости, не хотел тебя напугать, — сказал он.

— Что ты тут делаешь? — Голос мой прозвучал пожалуй что гневно.

— Заработался в автомастерской, — сказал он извиняющимся тоном.

Но окна в автомастерской не горели.

— Занимался в офисе бумажной работой, — уточнил Лео.

Я молча кивнула.

— Увидел, что тут кто-то есть, схватил фонарик и пришел. — Он посветил на кадки.

— Ты говорил, что твоя бабушка любила петунии.

— Верно. Розовые.

— Значит, я правильно угадала.

— Здорово, — сказал он.

— Люблю розовые цветы. Не красные, а именно розовые. — Я оглядела кадки с рассадой. — Ну вот, дело сделано, осталось немного прибраться. Рассада низкая, но если им тут понравится, к концу лета они уже будут перевешиваться через кадку, получится красиво.

— Они прекрасны, спасибо. — Лео посветил фонариком на красные зонты Променада. — Значит, тебе не нравится красный цвет?

— Это касается исключительно растений.

— Понял.

Лео перевел фонарик на петунии, мы стояли и смотрели на них.

— Был у меня один любимый красный цветок, — начала я свой рассказ. — Как-то отец привез от бабушки лобелию кардинальскую (Lobelia cardinalis) и посадил ее за домом. Он попытался сымитировать низину — для этого используется молочный пакет с проколотым дном. На какое-то время это сработало. — Я замолчала, чтобы перевести дыхание от длинной тирады.

— И что случилось потом? — Лео выключил фонарик, и мы продолжили стоять в темноте.

— Он покрасил пакет зеленой краской, в цвет травы. Все его старания на протяжении нескольких лет можно назвать подвигом. Но потом отец то ли пал духом, то ли потерял интерес к лобелии, не знаю. Тогда маме уже требовалось больше внимания, а я заканчивала школу, готовилась к поступлению в колледж. Тяжело было смотреть, как он отказывается от того, что доставляло ему радость. Какое-то время я сама подливала в пакет воду, но когда летом после первого курса вернулась домой, лобелия уже погибла.

Лео притих.

— И вот с тех пор я не люблю красные цветы.

— А когда умерла твоя мама?

— Через год после окончания колледжа. Я вернулась весной, а умерла она осенью. Упала с лестницы, но к тому времени она уже была больна.

Лео покачал головой:

— Мне очень жаль.

Он помог мне сложить инструменты в багажник. Потом мы стояли у машины, смотрели друг на друга.

— До моего отъезда в колледж мы с мамой много катались на машине — и по городу, и дальше. Весь день она сидела дома, но вечером ездила со мной кататься. Иногда за рулем была я, иногда она. Было здорово. Нам было легче разговаривать, когда мы обе глядели на дорогу.

— Может, поэтому она и хотела научить тебя вождению.

На каждое действие есть противодействие, это Третий закон Ньютона. Производимое усилие всегда двойственно. Получив подарок в виде отпуска, я попыталась дотянуться до друзей, собрать их в одну семью. Но только теперь поняла, что силой противодействия оказалось желание бросить якорь.

Лео приподнял мое лицо за подбородок — жест, который мне так нравится в кино, — и я поцеловала его.

Медоубрук[70]

Все лето не умолкали протесты по защите Вейсайда, правда, уже без студентов-любителей коктейлей с текилой. Сторонники застройки писали о развитии школ и жилищного строительства, а противники — о важности сохранения зеленого пространства и здоровой экосреды. Никто не знает, с какого момента, но девелопер вдруг передумал сносить Вейсайд, переназвав его в Медоубрук и унифицировав все вывески. Застройку он решил ограничить лощиной, сохранив заградительную полосу леса.

Тогда все бросились спасать лощину, назвав ее практически заповедником, где проживает определенный вид зябликов, и местом древних захоронений коренного населения — индейцев-монакцев. Авторы упорно ссылались на Джейн Джекобс[71], что довольно странно, поскольку Джекобс по большей части писала о городах. Кто-то называл лощину редкой средой обитания древесной лягушки. Иные пугали заражением почвы, так как лощину собирались засыпать землей из другого штата, где водятся вредоносные жуки-переносчики изумрудной златки.